— И? — вопросительно протянула
Летисия. — Все равно не понимаю. Ведь это отец Джестера погиб почти
сразу после неслучившейся свадьбы. Почему ты не подумала на
него?
Вот спрашивается, и что она ко мне
привязалась? Почему да почему… Да потому что! Я ведь уже сказала
ей, что в детективах убийца обычно тот, кто все действие вообще
тихо и мирно стоит в сторонке, делая вид, будто вообще ни при
делах. Родители Джестера были самым очевидным вариантом. Именно по
этой причине я их и вычеркнула из списка подозреваемых. Но
озвучивать это как-то нелепо и глупо.
И вообще, не нравится мне Этан
Гург.
— Назовем это женской интуицией, —
буркнула я. — Понятное дело, никаких доказательств у меня нет.
— И их не может быть, — проговорила
Летисия. — Мой отец… Он очень предусмотрителен. Поверь, Лариса,
Флексия — далеко не первая его жертва. Увы, и не последняя.
— Если доказательств нет, то откуда
ты узнала об его причастности к этой смерти? — полюбопытствовала я.
— Или твой отец решил чисто по-родственному поделиться с тобой?
Дабы, так сказать, ты оценила его заботу о своем семейном
будущем.
— Конечно, мой отец мне ничего не
рассказывал. — Летисия зло фыркнула. — Лариса, мой отец — человек
старой закалки. Он вообще женщин за людей не считает. Если бы ты
только знала, как он относился к матери. — Летисия запнулась и
вдруг опустила голову, пряча в тени влажный блеск своих глаз. А
когда заговорила снова — ее голос звучал сдавленно и тихо: — Я его
единственный ребенок. Дочь, что самое главное! А ему нужен был
наследник. Знаешь, сколько попыток он сделал, пытаясь обзавестись
сыном? Все последующие беременности у моей матери, к величайшему
сожалению, заканчивались выкидышами. Каждый год по три-четыре
сорвавшихся беременности. Он заставлял мать сутками напролет стоять
на коленях на холодных каменных плитах храма богини жизни,
замаливая несуществующие грехи. Потому как свято верил в то, что
именно она виновата в этом.
Голос Летисии дрогнул и прервался.
Она несколько раз сжала и разжала кулаки в бессильной ярости. А
затем тяжело посмотрела на меня исподлобья.
— О, он никогда не кричал на мать, —
все так же негромко проговорила она. — Все свои обвинения он
выкладывал тихим голосом с якобы сочувствующей и понимающей
улыбкой, при этом совершенно не стесняясь посторонних. Но, Лариса,
кровь застывала в моих жилах, когда он входил в гостиную, где мы
ждали его возвращения. Я видела, как бледнела моя мать. Подобно
загнанному животному, она предугадывала его появление еще до того,
как раздавались шаги. Просто вдруг замирала и с тихим молчаливым
отчаянием глядела на дверь. Ты бы знала, каким ужасом наполнялись
глаза моей матери, когда после ужина отец приказывал ей следовать
за ней. Иногда после этого утром мать не выходила к завтраку, и дом
наполнялся тяжелым лекарственным запахом притирок и мазей от
синяков. Слуги шептались… — Опять запнулась, невидящим взором
уставившись поверх моей головы.