И вот гном бубнил и бубнил себе под
нос все эти далеко идущие планы
на весь монастырский двор, и вот уже не осталось ни одного
неосведомлённого в них человека, а я с сомнением поглядывал на эти
четыре здоровенные побитые дуры, на снарядные ящики, да на всё
растущую кучу нашего добра во дворе.
Грузоподъемностью «Ласточка»,
конечно, отличалась, но всё же это был не грузовой дирижабль
гномов. Таскаться со всем этим добром сначала в Новониколаевск,
потом в Белый Камень мне не улыбалось, я предпочитал деньги вместо
хлама,в который превращается любое добро, стоит только
начать его куда-то складывать. Арчи меня в этом вопросе поддерживал
целиком и полностью, а вот Антоху спрашивать никто не собирался,
потому что он заглядывал гному в рот и уже начинал копировать его
во всём.
Но переупрямитьДалинаэто ещё
надо было суметь, потому что механик наш кидался спорить по поводу
любого барахла, отложенного на продажу, с горячностью доказывая,
как ему и всем нам оно просто необходимо. Не сейчас, так лет через
пять обязательно понадобится, вот увидите.
— Каким же ты будешь мерзким дедом,
когда состаришься, — я задрал голову вверх и в сердцах высказал ему
всё то, о чём сейчас думал, потому что надоело ну просто до
невозможности. — Мерзким, сука, противным старым козлом! И спать ты
будешь не на кровати, как все
добрые люди, а на сундуке, чтобы внуки из-под жопы не вытащили
чего! И вся берлога твоя будет этим запылённым дерьмом забита, так
и знай! А когда крякнешь, то родня всё добро твоё на помойку
выкинет, и кости тебе при этом будутмытьтак, что ты
в гробу вертеться начнёшь!
— Нормально, — отозвался с башни
сквозь хихиканье монахов нимало не смутившийсяДалин. — у нас
все так живут! Не то что вы, птички божии. Если б ты знал, Тёма,
сколько мы после прадеда нашего на свет вытащили! Половина,правдачто, дерьмом была, но вот вторая половина очень
даже ничего. Там ещё и от прапрадеда оставалось, и от тех, кто до
него был. И уж там-то такие вещи попадались, ты даже представить
себе не можешь, какие!
— А дед твой, наверное, эту половину
себе в ухоронку утащил, — предположил я, покрутив головой от
непрошибаемости гнома. — А потом отец твой и ты сам после него
хранить всё это начнешь.
— В точку, — отозвалсяДалини присел на корточки перед пушкой, горестно на неё
глядя и пытаясь понять, с чего начинать, потеряв весь интерес к
разговору с вредителем, как он меня теперь называл. — Так всё и
будет.