Каждое «нибудь» падало подобно удару
молотка, с каждым разом всё более приобретая какой-то неуловимо
матерный призвук.
«Ментовки» терпеливо ждали конца
разговора. Потом одна из них двинулась к зрителям и сильно обоих
встревожила, чтобы не сказать, всполошила. Тот, что в пончо,
кинулся к ближайшей глыбе, прыгнул на неё животом и, отбрыкивая
воздух толстыми босыми пятками, вполз на покатую верхушку. Владелец
спецовки, не торопясь, но и не мешкая, отступил с оглядкой к стене,
поближе к теневому овалу. Затеплившаяся было у Ромки надежда, что
эти симпатичные подвыпившие дядечки ему помогут, — рухнула. Они,
явно, и сами побаивались глянцевых тварей.
— Да трезвый я, трезвый, начальник, —
глумливо обратился с глыбы присевший на корточки толстяк, в то
время как «мусорка» закладывала ленивый акулий вираж вокруг
камушка. — Чего принюхиваешься?
— Ни стыда, ни совести! — сказала,
как печать оттиснула, стриженая Клавка. — Тьфу!
И двинулась к дальней молочно-белой
громадине.
— Ломай! — приказала она.
— А? — тупо отозвался Ромка.
— Ломай-ломай! Нанёс ущерб — так
возмещай теперь! А ты как думал? Церемониться с тобой будут?
Ромка всё ещё не верил своим алым
оттопыренным ушам.
— Как это — ломай?
— А как хочешь!
Происходящее сильно напоминало
провокацию. Ромка оглянулся и вздрогнул. В нескольких шагах от него
стояла неизвестно откуда взявшаяся девушка с надменным скучающим
лицом. Сверкающий, как фольга, балахончик, хитрого плетения
поясок... Одна из «ментовок» сунулась было незнакомке под ноги, но
та отогнала её ленивым движением руки.
— Ну ты, Клавка, зверь, — покручивая
головой, заметил мудрый и морщинистый, по-прежнему держась на
безопасном расстоянии. — Как он тебе её сломает? Она уж тут неделю
стоит, никто за неё не берётся! Ты совесть-то хоть имей...
— Совесть?.. — вскинулась Клавка, и
тут словно ручку громкости увернули. Некая соблазнительная
выпуклость на молочно-белой глыбе приковала внимание Ромки. То есть
настолько соблазнительная, что так бы по ней и тюкнул. Зеркальная
кувалдочка в руке сразу отяжелела, и Ромка, не в силах отвести глаз
от заветного бугорка, сглотнул. Где-то далеко-далеко, на пределе
слышимости, продолжали ругаться насчёт совести.
— ...меня, что ли, мучит?
— А нет её у тебя — вот и не
мучит!
— Так тебя ж, сама говоришь, тоже не
мучит. Значит, и у тебя нету...