С обеих сторон хватало и плюсов, и минусов. Тянуло, сильно
тянуло порыться во всемирной помойке Интернета, а мне предлагали
бубнёж «Ленинского университета миллионов»…
«Зато как одуряюще пахли больничные, общепитовские котлеты! –
плеснули энтузиазмом мысли. - Да и толку в тех сравнениях…»
Правда, что… Текущее время плескалось всюду, проникая даже в мои
сны. Напористое, оно бубнило на волне «Маяка», шелестело страницами
«Комсомолки», завивалось сизым дымком «Беломора», накатывало
поджаристо-ржаным духом «Орловского» за шестнадцать копеек
буханка.
Настоящее пропитывало меня, как вода – иссохшую почву. Я даже
начинал боязливо прислушиваться к себе – не прорастает ли доброе и
вечное, занесенное советскими ветрами у излета эпохи?
«Не пугайся, быдло креативное, - отразилось в голове, - до
«ватника» тебе еще расти и расти!»
На «Новослободской» я украдкой заглянул в паспорт Пухначёва,
зеленую книжицу с серпастым-молоткастым. Он… то есть, я? …родился в
сорок шестом, значит, ему… то есть, мне? …сейчас двадцать семь. На
восемь лет младше «подсаженной личности»! Это плюс. И здорово, что
зовут нас одинаково - не надо переучиваться на другое имя. Хотя все
девчонки берут фамилию мужа, и ничего. Бывает, что и не по одному
разу. Но вот прописан мой тезка в коммунальной квартире… И это
минус.
Я вышел на «Арбатской», медленно погружаясь в неведомое мне
бытие, как тот робкий купальщик – сначала ногу вытянет, пальцами
воды коснется, затем по щиколотку войдет… По колено… По пояс…
Плеснет на грудь… Занырнет с головой…
Пока что самым сильным впечатлением стал удивительно спокойный
ритм жизни в столице СССР. Никакой беготни на тротуарах и пробок на
улицах.
Полвека спустя в Москве даже ночью толчея, а тут… Лепота! Не
спеша и не обгоняя, проехал красно-белый интуристовский «Икарус»,
ему навстречу – салатового цвета «Волга» с шашечками и желтый
милицейский «луноход» с синей полосой вдоль по кузову. Прокатился
серый «газон»-хлебовозка… Вот и все дорожное движение.
Я покачал головой, не узнавая столицу. Как будто накрашенная
эскортница, «такая вся в дольче-габбана», вернулась домой, умылась,
накинула простенький халатик – и обернулась милой, стыдливой
девчонкой. Эту Москву я только в старом кино видел…
Вон, наискосок за почтамтом, к высотке жалась церквушка, словно
робкая матушка к вымахавшему дитяти. У подножия следующей башни
игриво зазывало кафе «Ивушка», а между ними пластался «Дом
книги»…