Мне навстречу шагала, переваливаясь утицей, техничка в белом
халате, с ведром, помеченным размашистым «ХО», и шваброй наперевес.
Узрев покойника, она выронила орудия труда и прижала розовые ладоши
ко рту. Не помогло. Тонкий поросячий визг просверлил тишину
насквозь.
Не знаю, наверное, в кино это вызвало бы зрительский смех, а вот
мне было тошно – и в прямом, и в переносном смысле. Погано.
Из двери напротив, отстучав каблучками торопливую дробь,
выскочила молоденькая медсестра – и тоже сомлела, хватаясь за
притолоку.
«Зомби, что ли, не видела?» - чуть было не вырвалось у меня, но
я вовремя прикусил язык.
- Что за шум? – забрюзжал смутно знакомый голос.
Из-за угла, набычившись, вышагнул могутный доктор - и резко
остановился, словно врезавшись в невидимую стену. Побелев, как
накрахмаленный халат, он хапал ртом воздух и таращил глаза на
«привидение».
- Живой я, Егорыч, живой… - удалось мне вытолкнуть, качаясь у
стены. Перед глазами плыла рваная бессознательная пелена,
пульсирующая в такт сердцу.
- Н-не может быть… - потрясенно молвил врач, и вострубил: -
Сестра, стоять! Не падать! Бегом за главным! Сергеевна,
поможешь!
Вдвоем с причитавшей, неумело крестившейся уборщицей, он укутал
меня одеялами и взвалил на каталку. Набежали медики, шумно
заспорили вперебой:
- Ожил?!
- Не будьте мистиком. Это… м-м… не воскрешение.
- Да мы даже не представляем себе, на что способны!
- Во-во… Замедлил йог сердцебиение до удара в минуту, а врач –
ага, летальный исход!
- У нашего пациента могла… м-м… синусовая тахикардия развиться…
м-м… сходная с трепетанием желудочков…
Я почти не слушал людей в белых халатах - отогреваясь, впадал в
дрему. Глянул, сонно моргая, на двери с суровой табличкой
«Патологоанатомическое отделение», скосил глаза - и уткнулся
взглядом в ярко намалеванную стенгазету.
Весь набор праздничной дацзыбао: елка, шарики, краснощекий Дед
Мороз… И алой вязью выведенное - «С Новым 1973 годом!»
Я попал.
Глава 1.
Горбольница, 8 января 1973 года. Перед обедом
- Значится, гражданин Пухначёв, вы не помните тех, с кем дралися
в новогоднюю ночь? – седой, весь какой-то скукоженый и усохший,
майор Горбунков выглядел дедушкой из деревни, малорослым
старичком-боровичком, но взгляд его был цепок. И еще «гражданин
начальник» постоянно орал.
Пожилая санитарка, заботливо суя подушку мне под бочок, шепнула,
чтобы я не боялся Степан Иваныча. Так-то «дядя Степа» добрый,
просто его на войне контузило. Вот и надрывается, сердешный. Всё
боится, что не услышат, а связки у него – будь здоров…