«В Эндае,
на спорных землях, наверняка нашлись бы», – подумал Грегор, но
вслух лишь спросил:
– У
госпожи есть предложения?
Леория
сжала губы, выдерживая паузу.
–
Кебард.
– Кебард?
– удивленно переспросил Грегор. Королева улыбнулась, довольная
эффектом. – Но ему нельзя доверять.
– Смотря
в чем. Подбрось бумаги так, чтобы он не знал, откуда. И сам
увидишь, как старый окунь заглотит наживку. А через два месяца у
Хинта будет уже не мелкая разбойница, или кто она там, а юная
леди.
Советник
скривился, выдавая свое отношение к плану. Леория шагнула к нему и
коснулась пальцами выбритой щеки.
– Мы
делаем великое дело, Грег, – сказала она шепотом. – И здесь нельзя
упускать ни одной мелочи.
***
Месяц спустя.
Эри
лежала на копне соломы и задумчиво гладила свой медальон –
расплющенную монету с выгравированным цветком. Она сняла его с тела
Джона Хартона. И теперь это единственное, что осталось у нее от
Шадер. Побрякушка отца вечно дразнившей ее Дианы и предателя
Рикки.
Еще были
воспоминания. Но в последнее время и в них не находилось ничего
занятного. А хуже всего, что больше ничего не снилось. Она засыпала
и просыпалась в каменной коробке, одной и той же, без перерывов и
перемен. Не было больше ни алого поля с безупречно голубым небом,
ни человека, окруженного сиянием. Когда-то она была немножко
ведьмой. Не так давно, всего год назад, а будто целую
жизнь.
Из
коридора послышался стук тяжелых сапог охранника. Она даже
научилась различать их по походке.
Замок
лязгнул, дверь распахнулась. Простуженным голосом мужчина сообщил,
что за ней приехали. Эри поднялась и сложила руки за спиной.
Смирение
– лучший друг узника, она давно поняла. Да и не хотелось лишний раз
получать по ребрам. И это хорошо, если только по ребрам.
Не
задавая вопросов, она спустилась с тюремщиком по винтовой лестнице
и прошла в сторожку. Часовой поднялся и открыл дверь.
Эри
зажмурилась от яркого света, холод заставил съежиться, и стало не
по себе. На мгновение захотелось снова оказаться в своей камере, на
своей койке. В безопасности.
– Вот, –
произнес над ухом конвоир.
Она
открыла глаза. Перед ними стоял мужчина за сорок с большим животом
и пышными усами, словно обнимавшими пухлые губы. На голове у него
была шляпа с плюмажем, на плечах – плащ с оторочкой из меха лисицы.
Он подал знак, и из-за спины показался юноша лет шестнадцати, ее
ровесник, и передал тюремщику сложенный вчетверо лист бумаги. Тот
пробежал его глазами и, поклонившись, протянул обратно.