— Я что, учу тебя владеть веткой? Гадёныш! В твоих руках рапира,
эспада, проклятый меч! Так что дерись им, как оружием, а не палкой!
Встал! Не смей опускаться перед врагом! Спину прямо, Орландо.
Ребёнок дёрнулся, услышав полное имя. Старик использует его
только когда зол, а это грозит новыми синяками и мозолями. В
прошлый раз он заставил махать оглоблей с полудня и пока руки не
начнут отваливаться.
***
Они тренировались ещё несколько часов, пока над городом не
покатился перезвон колоколов. Мальчик поднял взгляд к небу,
наблюдая бег рваных облаков и пронзительную синь. Сказал
задумчиво:
— А почему мы не ходим в церковь? Говорят там неплохо кормят,
даже таких, как мы.
— Потому что Богу всё равно. — Сухо ответил Серкано.
Кряхтя сел под тент, вытянул ноги и отломил от батона ломоть.
Левый рукав задрался выше локтя и стал виден краешек татуировки и
надпись под ней: Ad majorem Dei gloriam. Буквы едва различимы на
морщинистой коже, едва тронутой загаром. Орландо сощурился,
зашевелил губами, силясь прочесть:
— Ат мажориум дей глориам?
— Ад майо́рем де́и глёриам. — Поправил старик, отщипнул кусок
хлеба и бросил в рот. — А ты делаешь успехи.
— А что это значит?
— То что у тебя получается выговаривать латынь. Не идеально, но
всё же.
— Нет, я про саму надпись...
— Это неважно. — Буркнул Серкано, беря кувшин. — Только не
вздумай повторять эти слова прилюдно. Никогда. Ты меня понял,
Дино?
— Д-да. Но почему?
— Потому что. Садись и ешь. Тренироваться будем долго.
Серкано отщипывая крошки и бросает в рот, стараясь поменьше
жевать. А когда непроизвольно смыкает челюсти, морщится от боли. С
юга дует горячий ветер, лето в самом разгаре, хотя по календарю
должна быть осень. Пахнет горячим камнем, пылью и кипарисом.
Орландо грызёт хлеб, сидя на голой земле и скрестив ноги на
восточный манер. Прут лежит под правой рукой. Лоб влажно блестит, а
по лицу сбегают крупные капли, оставляя грязные дорожки.
— Хотя... Пожалуй, хватит на сегодня. — Сказал Серкано. — Давай
зайдём к тёте Пауле и... отправимся к морю.
— Но оно ведь очень далеко!
— Знаю. — Ответил Серкано. — Но там нам будет получше, да и тебе
пора научиться плавать.
Когда мальчик выбежал из тупика, старик кряхтя поднялся и
зашёлся сухим кашлем. В груди словно проворачивают шипастый багор,
гортань сводит спазмом... Серкано упёрся плечом в стену, сгорбился,
зажимая рот ладонью. Откашлявшись, поднёс её к глазам. Крови нет.
Знак хороший, но нисколько не обнадёживающий.