- Привет, Машк.
- И тебе того же, добрый человек.
Вот вроде и был готов, а все равно
дернулся. Он еще не решил, как относиться к говорящей козе, но одно
знал точно – ему надлежит извиниться перед Галкой за давешнее.
- Я это… Теть Галь, вы меня извините
за хлеб.
- Да ладно, дело прошлое.
- Нет, я как мудак себя повел. Я
неправ был, простите.
Степан это сказал, и вдруг понял, как
долго ему пришлось бы извиняться, если бы он действительно хотел
загладить свою вину перед Галкой. Ведь то, что Галка Зыкова
дурочка, он узнал чуть ли не раньше, чем научился говорить. Все его
детство прошло в хаотичных попытках как-то напакостить юродивой.
Ребятишки ломали ей забор, били стекла, вырывали зелень на грядках.
А когда она бранилась, разбегались с хохотом и улюлюканьем – особой
доблестью считалось попасть ей по спине комком грязи.
Отец за подобное наказывал, но так, с
ленцой. Степан чувствовал его тайное одобрение, стоявшее за словами
порицания. И продолжал свое черное дело, пока не вырос настолько,
что сумасшедшая старуха стала ему неинтересна. С тех пор Степан
Литвиненко был скорее снисходителен к Галке, и мог прикрутить уши
новому поколению мучителей. Хотя, если вдуматься, он не имел на это
никакого права.
Да еще коза эта. Хоть бы у Галки
хватило ума помалкивать – нет, бегала, всем рассказывала, что ее
Машенька говорит складнее, чем член Политбюро. Даже если так –
черт, а ведь это действительно так! Лучше бы молчала, сошла бы за
умную.
Степану стало ужасно стыдно. Ведь
Галка никому дурного не сделала, даже своих мучителей-ребятишек
никогда не трогала пальцем. Только орала до хрипоты, да громко,
по-детски обиженно плакала. Она ведь и есть ребенок, который
умудрился состариться, так и не повзрослев, но в том не ее вина.
Она еще девочкой была, подростком, работала с матерью на станции,
когда случилась авария у вагона, груженого щебнем. Завалило их,
помяло – мать ничего, а Галка умом тронулась. Так и не выправилась
с тех пор, жила на пенсию по инвалидности.
- Теть Галь, я вас обижал много…
- Нашел, что вспомнить. Все обижают,
а потом вырастают и в ум приходят. А с ребятни что взять – котята и
то умнее.
- Все равно. Все равно… - В
охватившей его тревожной неустойчивости, Степану хотелось хоть
какого-то облегчения. Хоть в чем-то. – Скажите, вы Люду видели,
какая она была?