И все же зима однажды кончается, снег
на крышах проседает и схватывается ледяной коркой, отрастают
сосульки, яростно сияющие на утреннем солнце. Вытаивают проплешины,
нагреваются, поднимаются паром к холодному еще, хрусткому небу –
несут божью жалобу из самого сердца этой красивой, да неласковой
земли.
Воробьи оживают, чирикают, скачут по
проталинам – будто и нет на свете пестрой соседской кошки. Смотрят
на них люди и невольно улыбаются, даже приемщица пустых бутылок
мягчеет сердцем и крошит батон в грязное месиво:
- Подавитесь, паразитушки… Чтоб вас
вспучило, косорыленьких…
Разомлела очередь под утренним
солнышком и прозевала скрип петель, когда продавщица Дарья Михална
привычно двинула дверью, сметая с деревянных ступеней самых
нетерпеливых.
- Ну куды ж вы лезете, ироды! Дверь
открыть нельзя. Каждый день одно и то же…
Очередь спружинила, отступая на две
ступеньки, а потом хлынула в распахнутую дверь мутным потоком.
Подхваченная течением, Галка покрепче сжала Машкины рога и взлетела
на крыльцо.
- Куды-ы-ы-ы-ы… - юбка внезапно
натянулась и затрещала, - тебя вообще тут не стояло!
- Пусти! – тоненько пискнула Галка,
лягнув ногой куда-то в сторону натяжения.
- Там моя очередь! Вон пошла,
юродивая!
Галка изловчилась и почти
проскользнула внутрь, но проклятая юбка подрезала ее на взлете.
- Пусти! Пусти, кому говорю!
- Ме-е-е-е-е-е-е!
- Граждане! Что деется, а?! Не, ну вы
посмотрите – наглость какая! Посреди бела дня прет без очереди!
- Я стояла!
- Стояло у деда Скакуна в
гражданскую. А ты последняя пришла, вот и шуруй в конец.
Галка уперлась, растопырив ноги и
локти, по-прежнему не выпуская козу, надула щеки, зажмурила глаза и
приготовилась стоять насмерть.
- Эк ее вспучило, сейчас лопнет.
- Да что вы там застряли? Заснули,
что ли?
Теплый, кисловатый запах хлеба
смешался с потом и вчерашним перегаром. Несчастная Машка, так и
висевшая в полуприседе, не выдержала – громкий неприличный звук
мгновенно откинул от двери половину очереди.
- Твоюжмать! Дала стране навоза… -
пробормотал дед Скакун, - ох, Галка, шла бы ты отсюда. Сейчас Дарья
увидит, на порог тебя больше не пустит.
- Пропустите уже. Сколько можно тут
корячиться.
Нагруженный булками Степан Литвиненко
затормозил, мрачно уставившись на козлячью неожиданность:
- Ну охренеть.
При виде Степана очередь притихла и
даже немного оробела. Не потому что он был страшный – обычный он
парень, да только в прошлом августе похоронил он невесту. Ту самую
Людмилу, про которую трепалась взбаламутившая всех Галка. Видимо,
серьезно у них было, раз с тех пор он так никого и не завел,
несмотря на полную деревню девок.