Вот и тогда, в комнате, когда Миша повернулся ко мне, и я
увидела в его взгляде знакомый блеск, лучшее, на что меня хватило -
это сглотнуть и сказать:
- Пойду, заварю нам чай. Проявлю хоть немного
гостеприимства.
Док не стал меня останавливать, и я скрылась на своей небольшой
кухоньке. Поставив чайник на плиту, выудила из шкафчика пакетик
зелёного с мятой для себя и классический чёрный - для Миши. Ему же
досталась и самая большая чашка. Да, док был тем еще чаеманом. И
это я тоже до сих пор помнила. У меня вообще была до обидного
хорошая память. И всё происходящее слишком напоминало один из наших
привычных вечеров, что мы проводили у меня, глядя сериалы и
поглощая ужин. С той только разницей, что это было не так. И мне
точно не стоило забывать об этом.
Я выключила газ и почти взялась рукой за чайник, как вдруг
спиной почувствовала присутствие Миши, в опасной близости от меня.
Спустя секунду его рука коснулась моей талии - и я ощутила, как по
моему позвоночнику словно пронесся электрический разряд. Это было
похоже на удар молнии, которая сначала прокатилась по всему телу, а
после сосредоточилась в одном месте - там, где его пальцы касались
меня. Я чувствовала их тепло, несмотря на то, что мою кожу скрывала
футболка. Это никогда на самом деле не спасало. Стоило Мише
коснуться меня - и всё, остальной мир словно переставал
существовать.
Его пальцы чуть сжали моё тело, другой рукой он убрал мои
волосы, и я ощутила на своей шее тёплое дыхание мужчины. Толпа
мурашек поприветствовала меня, дружным строем появившись на коже, и
кончики моих пальцев стало покалывать от острого желания ответить
Павлову тем же и вцепиться в него.
Но я нашла в себе силы чуть отодвинуться и сказать:
- Не надо.
Простите, сказать? Нет, я пыталась, чтобы это звучало твёрдо,
уверенно, желательно с вызовом или даже насмешкой. Ведь я была вся
такая независимая, которая со всем справилась, победила свои
постыдные позывы и просто жила дальше. На деле же мой голос подвёл
меня и звук, который я издала, напоминал скорее мяуканье котёнка,
выброшенного на улицу. Я не смогла убедить даже себя, что уж
говорить про Мишу.
Который легко развернул меня к себе и, положив уже обе руки чуть
выше моих бёдер, придвинул меня к себе. Его взгляд при этом был
настолько шальной, что мне могло бы стать не по себе, не знай я его
истинную причину. Но я была в курсе, что означал ТАКОЙ его взгляд,
и - о Боги! - в тот момент я как никогда разделяла его.