– На карьере!..
– Где они, я вас спрашиваю!..
– На карьере!..
– Что они там делают?!
– Освобождают железо!..
– Кому это нужно?!
Толпа замялась.
– Отцу?
– Нам!..
Венчура медленно покачал головой.
– Это нужно вождю, – раздельно произнес он. – Он ГЛЫ-Ы-ЫБАМИ
отправляет железо за границу!.. Но если не для войны с Пожирающими
Печень, то для чего?.. Кому?! Вы хотите узнать?!
– Да-а-а!..
– Вы точно хотите это узнать?!
– ДА-А!..
– А может, потерпите еще немного?!
– Нет!..
– Хватит с нас!.. – заорал какой-то водонос и разорвал на своей
груди лохмотья.
– Не будем терпеть!.. – поддержали его еще два мусорщика.
– Так пойдемте!.. – Венчура выбросил ладонь вперед, в сторону
границы. – И узнаем!..
Оторвав взгляд от бушующей толпы, Жигалан с облегчением заметил
приближающуюся вереницу других воинов. Семеро тяжеловооруженных
братьев, у троих даже были нахлобучены на голову железные шлемы.
Следом за ними поспевали несколько нахмуренных жрецов.
Время на карьере текло иначе, чем в племени. Дни были длиннее и
упрямее, все никак не желали заканчиваться, а ночи наоборот –
короче и стеснительнее. Три Локтя доводил своими выходками команду
до того, что мужчины начинали смутно стыдиться и чураться своей
тяги ко сну. Вот и сейчас, в штольне, вместо того чтобы ухватиться
за долгожданную возможность вздремнуть, горняки хохотали, сидя в
кругу над бадьей с кукурузной кашей и обсуждали, кто чем промышлял,
до того как очутиться на карьере, и из-за чего вообще приспичило в
него уйти.
– Ну знаете же, как Говорящий с Отцом умеет заливать… И после
одной его такой речи меня словно подменили… Все лежал, ворочался,
не мог уснуть, свербило в одном месте – только и думал, чтобы пойти
наконец и долг Отцу вернуть… И вот уже пять рубежей здесь, ни о чем
не жалею…
– Да-да, конечно, Друль, – охотно ему поддакнул горняк напротив.
– А воины у нас все как один пасут кукурузные заросли не смыкая
глаз лишь затем, чтобы початки никто не умыкнул и мы тут на карьере
хорошо питались… Давай уже правду, тут все свои…
– Ладно, правду так правду, – помрачнел Друль, молодой горняк с
криво обритой головой и огрызком вьющейся челки. – В племени до
меня дошли слухи, что на карьере обалденно стригут, мол, всем
девчонкам сразу начинаешь нравиться… Ну я и поперся сюда на
радостях, вот только не учел, что девчонок ближайшие тринадцать зим
не увижу… А еще тут у меня отец сдох, глыбой, говорят, завалило…
Вот, очень уж захотел прийти и увидеть ее своими глазами… Воздать
ей дань благодарности, так сказать – ведь отец тот еще был
ублюдок…