по
нулям.
...А Тангорн умер на руках окаменевшей от горя Элвис так и не
узнав самого главного: именно его гибель от руки людей из тайной
стражи станет последним доводом, разрешившим колебания Эландара, и
в тот же день Тангорнов пакет не ведомыми никому из людей путями
отправится на север, в Лориен. Не узнал он и того, что Элвис
разобрала его предсмертный захлебывающийся шепот как законченную
фразу: «Фарамиру передай – сделано!» – и выполнит всё как
должно... А Некто, неустанно ткущий из неприметных глазу
случайностей и вполне очевидных человеческих слабостей роскошный
гобелен, который мы и называем Историей, тотчас же выкинул из
памяти этот эпизод: гамбит – он и есть гамбит, отдали фигуру –
получили игру, и дело с концом...

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Выкуп за тень
Снова и снова всё то же
твердит он до поздней тьмы:
«Не заключайте мировой с Медведем,
что ходит как мы!»
Р. Киплинг
Глава 55
Темнолесье, близ крепости Дол-Гулдур.
5 нюня 3019 года
– Следок-то свежий. Совсем... – пробормотал себе под нос
Ранкорн: он припал на колено и, не оборачиваясь, сделал знак рукою
шедшему ярдах в пятнадцати позади Халаддину – давай-ка с тропинки.
Двигавшийся замыкающим Цэрлэг обогнал послушно попятившегося на
обочину доктора, и теперь сержанты на пару священнодействовали
вокруг небольшой глинистой водомоины, обмениваясь негромкими
замечаниями на всеобщем. Халаддиново мнение следопытов, понятное
дело, не интересовало вовсе; да что там Халаддин – даже голос
орокуэна в том совещании значил не слишком много: у разведчиков уже
устоялась своя собственная табель о рангах. Вчерашние враги –
итилиенский рейнджер и командир разведвзвода кирит-унгольских
егерей – держались друг с дружкою подчеркнуто уважительно (так
могли бы общаться, к примеру, мастер-златокузнец с
мастером-оружейником), но пустыня есть пустыня, а лес есть лес –
оба профессионала превосходно сознавали границы своих епархий.
Рейнджер-то провел в лесах всю сознательную жизнь.
...В ту пору он был прям спиною, ходил широко расправя плечи –
правое еще не вытарчивало выше левого, – а лицо его не
обезображивал скверно сросшийся багровый шрам; он был красив, смел
и удачлив, а форменный бутылочно-зеленый камзол королевского
лесника сидел на нем как влитой – в общем, смерть девкам... Мужики
из окрестных деревень его недолюбливали, и он находил это вполне
естественным: ясно, что виллану хорош лишь тот лесник, что «входит
в положение», Ранкорн же к своим служебным обязанностям относился с
присущим молодости ригоризмом. Будучи человеком короля, он мог
поплевывать на местных лендлордов и сразу же поставил на место их
челядь – те при его предшественнике взяли за правило наведываться в
королевский лес как в собственную кладовую. Всем была памятна и
история с забредшей в их края шайкой Эгги-Пустельги – он разделался
с этими ребятами в одиночку, не дожидаясь, пока люди шерифа
соизволят оторвать свои задницы от лавок трактира «Трехпинтовая
кружка». Словом, к молодому леснику относились в округе с опасливым
почтением, но без особой симпатии; а впрочем, что ему было до тех
симпатий? Он с детства привык быть сам по себе и общался не столько
со сверстниками, сколько с Лесом; Лес был для него всем – и
товарищем по играм, и собеседником, и наставником, а со временем
сделался самым настоящим Домом. Болтали даже, будто в жилах его
есть кровь