восов – лешаков из зловещей Друаданской пущи,
ну да мало ли чего болтают по затерянным в лесной глуши деревушкам
промозглыми осенними вечерами, когда лишь огонек лучины не дает
вылезти из темных углов затаившейся там древней чертовщине...
В довершение всего Ранкорн – к крайней досаде всех окрестных
девушек на выданье – вовсе перестал появляться на поселковых
игрищах, а взамен того зачастил в полуразвалившуюся сторожку на
окраине Друадана: там с некоторых пор поселилась пришедшая
откуда-то с дальнего севера, чуть не из Ангмара, старуха травница
со своею внучкой по имени Лианика. Чем уж эта веснушчатая
замухрышка сумела взять такого видного парня – одному Манве ведомо;
многие полагали, что не обошлось тут без колдовства: бабка-то точно
владела всяческими заговорами и умела исцелять травами и наложением
рук – с того и жила. Про Лианику же было известно, что та общается
со всеми зверями и птицами на их языке и умеет, к примеру,
заставить горностая сидеть столбиком у себя на ладони вместе с
беспечно умывающей мордочку полевой мышью. Впрочем, слух этот,
возможно, возник просто оттого, что людей – в отличие от лесной
живности – она дичилась и всячески избегала; сперва думали даже –
может, вовсе немая? «Ничего, ничего, – обиженно вздергивали
подбородок местные красавицы, если кто в их присутствии поминал о
странном выборе королевского лесника, – глядишь, сойдутся
породой...»
А что – по всему видать и вправду сошлись бы. Только не
привелось... Потому что однажды вечером девушка повстречалась на
лесной тропинке с развеселой компанией молодого сеньора, который
выехал поохотиться и, по обыкновению, «чуток улучшить породу своих
вилланов»; эти его забавы давно уже вызывали неудовольствие даже у
иных соседей-лендлордов – «Право же, сударь, ваша наклонность
трахать всё, что движется и дышит...». Дело было обыкновеннейшее,
по серьезному-то счету яйца выеденного не стоящее. Ну кто бы мог
подумать, что эта дура потом возьмет, да и утопится... Убыло от
нее, что ли? Не, братцы, верно люди говорят – все они там, на
северах, чокнутые...
Хоронил Лианику один Ранкорн – старуха не пережила смерти внучки
и на третий день угасла, так и не выйдя из беспамятства. Соседи
пришли на кладбище главным образом полюбопытствовать – положит ли
лесник на свежий могильный холмик стрелу с черным оперением, давая
клятву мести? Но нет – не рискнул... Оно и верно – плетью обуха не
перешибешь. Мало ли что он «человек короля» – король далеко, а
лендлордова дружина (восемнадцать головорезов, по которым веревка
плачет) – вот она, рядышком. А с другой стороны – конечно, жидковат
в коленках оказался парень, заметно жиже, чем мнилось по
первости... Эту, последнюю, точку зрения высказывали в основном те
из поселковых, кто намедни побился сдуру об заклад (один к двум, а
то и к трем), ставя на то, что Ранкорн объявит-таки о намерении
мстить, – и теперь вот кисло выкладывал проигранные денежки на
липкий от пива стол в «Трехпинтовой кружке».