клофоэли Владычицы». Почти половину его занимало
замечательное по своей художественной выразительности описание
долины реки Нимродэль – с этим местом у них с матерью, похоже, были
связаны какие-то особо теплые воспоминания (вообще чувствовалось,
что память о рощах, достающих до самого неба мэллорнов, где в
изумрудной траве прячутся россыпи золотых эланоров, служила эльфу
душевной опорой среди ненавистных мордорских песков). Элоар также
тревожился, верны ли слухи о размолвке его кузины Линоэль с
женихом, досадовал на своего старшего брата Эландара – зачем тот
«пробуждает несбыточные надежды в душах своих подопечных из Гондора
и Умбара», радовался за мать – ведь именно ей в этом году выпала
высокая честь организовывать летний Праздник танцующих
светлячков... Ну и прочая ерунда – в том же духе. Что семейство
Элоара входит в самую что ни на есть лориенскую элиту (эльфийскому
званию «клофоэль», как он знал из разъяснении Шарья-Раны, трудно
найти точный аналог – не то фрейлина, не то королевский советник) –
так они догадывались об этом и раньше. Что эльфы осуществляют
тайное проникновение в самые разные государства Средиземья, а
ведает этой деятельностью, в числе прочих, некто Эландар – это
наверняка небезынтересно для тамошних властей и
контрразведывательных служб, но к их собственной миссии отношения
явно не имеет... Одним словом – тут тоже полный голяк.
Халаддин мучился так весь день, полночи провел у костра за
крепчайшим чаем и, так ничего и не придумав, разбудил Цэрлэга и
завалился спать – утро вечера мудренее. Надо сказать, что, поглядев
с вечера на спокойно и основательно готовящихся к походу товарищей,
он твердо положил себе: расшибиться в лепешку, но придумать хотя бы
какое-нибудь промежуточное решение. Даже он понимал: армия, стоящая
день за днем в ожидании, без ясного приказа, разлагается в полный
кисель.
Спал он в ту ночь скверно, несколько раз просыпался и
по-настоящему забылся лишь с рассветом. Он увидел чудесный
цирк-шапито и себя – сбежавшего с уроков втроклашку с оттопыренными
ушами и пальцами, липкими от сахарной ваты. Вот он с замершим
сердцем следит за немыслимо прекрасной девушкой в белоснежной
накидке, отрешенно идущей над темною бездной по тончайшему золотому
лучу; он никогда раньше не видел, чтобы канатоходец при этом еще и
жонглировал тремя большими шарами – как же это возможно? «Но что
это?!! Да ведь это же Соня! Не-е-ет!!! Остановите ее – это
совершенно не ее дело, она не умеет!.. Да-да, я понимаю – ее уже не
вернуть: назад – еще страшнее... Да-да, если она не испугается, с
нею ничего не случится – это древняя магия... Ну конечно же, магия:
ведь шары, которыми она жонглирует – это не что иное, как