...А буквально в тот же день в Поселке случилось первое
преступление – поджог. Какой-то придурок запалил – нет, вы не
поверите: не дом соперника, наставившего ему рога, не амбары
кабатчика, отказавшегося налить чарку в долг, не сеновал соседа,
который много о себе понимает... Запалили голубятню, которую держал
угрюмый одинокий кузнец, переехавший сюда из Анфаласа и потому,
видать, сохранивший некоторые городские привычки. Кузнец любил
своих голубей до самозабвения, а потому посулил серебряную марку
тому, кто наведет его на след поджигателя. Местная полиция в лице
двоих констеблей (сержантов Белого отряда) в свой черед рыла носом
землю: зная нравы анфаласцев, можно было не сомневаться – если
вовремя не посадить виновного под замок, то расследовать придется
уже не поджог голубятни, а предумышленное убийство...
Фарамир выслушал эту дурацкую историю, высоко заломив левую
бровь – он был крайне удивлен. Уточним: в самом деле
удивлен. Одно из двух: либо противник допустил первую крупную
ошибку, либо он, напротив, видит весь замысел принца насквозь. В
любом случае Игра уже началась; она началась раньше, чем
он ожидал, и не так, как он ожидал, но пути назад уже не было.
Глава 23
Хмурые горы, перевал Хотонт.
12 мая 3019 года
– Вот он, ваш Итилиен. – Горец-тролль опустил к ногам тюк с
поклажей и махнул рукою вперед, туда, где ниже по ущелью
громоздились друг на дружку плотные клубы нежно-зеленого дыма –
густое криволесье из низкорослого каменного дуба. – Нам теперь
дальше ходу нет. Тропа тут, однако, набитая – не заплутаете. Где-то
час погодя упретесь в ручей, так перекат будет чуток пониже.
Смотрится страшновато, но перейти, однако, можно... Тут главное
дело – не дрейфь и наступай прямиком в буруны, в них-то как раз
самый затишок и есть. Сейчас перепакуемся – и вперед.
– Спасибо, Матун, – Халаддин крепко пожал широченную, как
лопата, ладонь проводника. И сложением, и повадкою тролль походил
на медведя: добродушный и флегматичный сладкоежка, способный в
мгновение ока обратиться в смертоносный боевой механизм, страшный
не столько даже своей чудовищной силою, сколько проворством и
хитростью. Нос картофелиной, растрепанный веник рыжей бороды и
выражение лица крестьянина, у которого ярмарочный фокусник только
что извлек из-за уха золотую монету, – всё это скрывало до поры до
времени превосходного воина, умелого и беспощадного. Глядя на него,
Халаддин всегда вспоминал слышанную где-то фразу: лучшие на свете
бойцы получаются из людей сугубо мирных и семейных – когда такой
вот мужик, воротясь однажды вечером с работы, находит на месте
своего дома пепелище с обугленными костями.