- Про
Кордову все точно записал? - мальчишка энергично замахал своими
вихрами. - Смотри у меня. Славная это была битва..., - старик вновь
замолчал, уставившись в небольшое окошко в стенке фургона своими
светлыми слезящимися глазами. - И значит-ца..., - старый летописец
тяжело вздохнул. - Пиши. Вошло в Кордову шаморское воинство,
именуемое бессмертными, во второй день месяца ледник, как раз в
аккурат к морозам. Главным у них был Сульде, прозванный Неистовым,
и был он первым воеводой султана Махмура и сильным воином.
Сказывали, что пусть и не молод он был, пусть не зоркими были его
глаза, но не убить его было ни стрелой каленой, ни мечом
железным.
Речитатив
старика становился все более ровным и лился непрерывно, словно он
читал какое древнее сказание.
- Стал он
законы шаморские устанавливать, приводить к султанской присяге
мастеровых, купцов и людишек черных с окрестных деревень. Начал
сулить злато, серебро и земли и другие великие блага тем, кто
изменит своему слову и забудет о верности королевской короне
Ольстера. И нашлись изменники и малодушники, что , забыв о чести и
достоинстве, переметнулись к Шамору. Словно дикие псы припали они к
объедкам со стола проклятого врага, соревнуясь друг перед другом в
измене и предательстве.
Временами,
когда старик вдруг начинал чистить, словно боясь чего-то упустить,
малец сбивался и сажал очередную кляксу. Летописец тут же начинал
ворчать и выговаривать мальчишке.
… Так они и
ехали часть пути, медленно занося в летопись ольстерского
королевства события последних недель.
- … А как
это так, учитель? - вдруг подал голос мальчишка, когда летописец
начал рассказывать о невиданном раньше оружии, что стало появляться
у гвардейцев и катафрактариев Ольстера . - Не было, не было, и
вдруг появилось?! - разыгравшаяся фантазия сына безвременно
сгинувшего мечника рисовала ему совершенно непонятные картины
чудесного оружия. - Как это так «гром с небес»? А «зловонное
дыхание древнего зверя»? - А «железную сеть, способная спеленать
словно младенцев десяток гвардейцев»?
Мальчишка с
любопытством уставился на старика, с нетерпением ожидая его ответа.
И это любопытство, эта дикая надежда на что-то безумного хорошее,
это ожидание самого настоящего чуда так явно читалась на его лице,
что летописец улыбнулся. В эти мгновения юнец так отчетливо
напомнил ему его самого в давние — давние времена, когда его тело
еще было легким как пушинка, а в голове не было ни единой мысли о
смерти.