Караульный был совсем молод. Он стоял, опираясь на крестообразное лезвие копья.
– А где ж твой напарник, Пелла? – с ухмылкой спросил Бенет.
– Опять где-то шляется, досинская свинья! Бенет, может, Саварк тебя послушает? Досинские солдаты начисто забыли про дисциплину. В караул не ходят. Дни напролет торчат у Булы и режутся в свои игры. Нас здесь всего семьдесят пять, а их – более двухсот. Понимаешь, Бенет? И все эти слухи о мятеже… растолкуй Саварку.
– Ты не знаешь истории, – усмехнулся Бенет. – Досинцы уже триста лет живут на коленях. Они считают, что это и есть жизнь. Сначала их давили жители континента, потом фаларийские колонисты, теперь пришли вы, малазанцы. Так что успокойся, парень, пока тебя не сочли трусом.
– История служит утешению тупиц, – произнес молодой малазанец.
Бенет раскатисто засмеялся.
– Чьи это слова, Пелла? Уж явно не твои.
– Иногда я забываю, что ты, Бенет, – корелиец. Хочешь знать, чьи это слова? Императора Келланведа.
Пелла бросил пристальный взгляд на Фелисину.
– Они записаны в первом томе «Имперских кампаний» Дюкра. Ты же малазанка, Фелисина. Помнишь, как будет дальше?
Напористость караульного удивила Фелисину, однако она не показала виду и равнодушно покачала головой.
«Я научилась читать по лицам. Бенету это недоступно. Наверное, он думает, что караульный просто решил поболтать от скуки».
– Я мало читала Дюкра, – ответила Фелисина.
– Зря. Его стоит читать, – с улыбкой произнес Пелла.
Чувствуя нетерпение Бенета, Фелисина прошла за ворота.
– Сомневаюсь, чтобы в Макушке нашлись исторические сочинения.
– Может, здесь найдутся те, чья память заменяет свитки. Не хочешь поискать?
Фелисина ответила ему хмурым взглядом.
– Вижу, парень заигрывает с тобой? – спросил Бенет, когда они вышли на дорогу. – Не груби ему. Он тебе может пригодиться.
Фелисина заставила себя улыбнуться: сначала Пелле, затем Бенету.
– Больно он беспокойный. Не люблю таких, – сказала она.
– Я рад, девочка, что ты умеешь выбирать, – усмехнулся довольный «король» Макушки.
«Благословенная Повелительница снов, сделай так, чтобы я и в самом деле умела выбирать».
По обе стороны дороги темнели ямы, заполненные гниющими отбросами. Впереди торчали два приземистых здания досинских казарм. Место это называлось перекрестком Трех судеб. Дорога, что была справа, уходила на север и называлась дорогой Глубокого рудника. Вторая вела на юг. Ее называли Последним путем. Она оканчивалась возле заброшенных штолен, куда каждый вечер свозили умерших за день.