— Они все погибнут?.. — тихо спросил
Эш.
В ворота кто-то громко ударил
несколько раз, и псы, встрепенувшись, один за другим зашлись
хриплым лаем.
— Мотыльки — они оттого и мотыльки,
что долго не живут. И всем на них плевать, потому что завтра будут
новые, — жестко ответил Ник. — А теперь иди и держи язык за
зубами.
Эш двинулся было к двери, но
командир вновь задержал его.
— Эй... А наставник Хараб... Не
знаешь, как он?..
В памяти Эша возникло лицо Хараба.
Даже представить было сложно, чтобы для кого-то этот человек был
тем наставником, о котором хотелось бы справляться много лет спустя
после завершения обучения.
— Он погиб лет пять назад, во время
приема испытаний, — сказал он. И из уважения спешно добавил. — Мне
жаль.
Ник усмехнулся.
— Вот уж не стоит. Не удивлюсь, если
его пришиб кто-нибудь из своих же. Он был той еще скотиной...
Эш не удержался от улыбки, и
выпалил.
— Ну, до Ашада ему все-таки
далеко.
Широкая улыбка на мгновенье
появилась на лице Ника, но он тут же спрятал ее.
— А что, он все еще жив?.. Ему же
лет девяносто было еще когда я воспитывался!
— По крайней мере, год назад, когда
я покинул мыс, наставник Ашад был в добром здравии.
— Вот ведь... Тебя-то как звать?
— Эш. И все-таки... — парень
уставился на отметину на руке Ника. — Разве аристократы попадают на
«Вороний мыс»?..
— Нет конечно. И стигму, чтобы ты
знал, носить могут не только напыщенные кабаны с блюдцем на золотой
цепи. Но об этом как-нибудь потом. А сейчас иди и помалкивай там, —
сказал командир и нарочито громко добавил. — И чтобы подчинялся
беспрекословно! Я тебе не столичный стражник, плеткой по спине
гладить не буду! Пошел!
И Эш торопливым шагом отправился в
казарму.
Для пленников выделили маленькую,
отгороженную от общего помещения комнатку с четырьмя стражниками
внутри. В середине стояла большущая лохань. Над ней, покряхтывая и
зачерпывая мыльную воду ладонями, полоскались трое: коренастый
бородач, бритый налысо здоровяк и носатый рыжий парень, весь
обсыпанный крупными оранжевыми веснушками.
Черноволосый парень с серьгой в ухе
и глубоким клеймом на правой кисти уже натягивал на влажное тело
холщовые штаны и рубаху. Присмотревшись, Эш понял, что на руке у
него изображена голова лисы — знак, которым одаривали впервые
попавшегося на воровстве. При повторном преступлении меченую кисть
отрубали, а клеймо выжигали уже на лбу или на щеке, чтобы всем
сразу было видно, с кем имеют дело.