Эш отступил назад.
В земляном полу проглядывало что-то
светлое, похожее на кость.
— Да где уже этот сраный сундук, — в
сердцах проворчал себе под нос коренастый, и Эш отвлекся от своей
находки.
Подземелье сделало очередной плавный
поворот, и из темноты медленно проступили очертания бочки и грубого
прямоугольного ящика наподобие тех, что используют для угля.
— Наконец-то! — победоносно
воскликнул коренастый.
— Чего разорался-то? — осадил его
Никкаль. — Так, всем жрать, срать и спать!
— Срать-то не с чего, жратвы кот
наплакал, — проворчал клейменый.
— Кто-то чем-то недоволен? —
угрожающе поинтересовался Ник, и тот умолк, опустив голову.
Лысый здоровяк сразу уселся рядом с
сундуком мусолить лепешку. У него отчего-то кровило запястье, и
здоровяк с полубезумной улыбкой время от времени слизывал с него
кровь, противно причмокивая.
Эш поморщился.
Здоровяк напоминал ему пса,
самозабвенно лижущего себе лапы или причинное место. Поколебавшись,
Эш предпочел отойти к вертикальным деревянным укреплениям, возле
которых Дарий остановился справить нужду.
Коренастый, усмехнувшись, направился
облегчиться туда же, будто во всем тоннеле других мест не нашлось.
Дар к тому времени уже поправил штаны и собирался уходить, когда
коренастый вдруг на мгновенье развернулся к нему всем корпусом,
обдавая струей мочи по ногам.
— Ой, как я неловок, — довольно
ощерился он. — Придется, видать, вашему сиятельству повонять
слегка.
Клейменый, услышав возглас приятеля,
заржал.
Дарий сначала посмотрел на свои
штаны, потом — на коренастого. И брезгливо сморщил нос.
— И тут я понял, чем же на самом
деле воняют твои сапоги...
Довольная ухмылка маской застыла на
лице шутника. Парень с клеймом заржал еще громче.
А Дарий спокойно вернулся к Эшу.
— Кажется, ты нажил себе врага, — не
сдерживая улыбки от уха до уха, сказал тот.
— И не говори. Какое несчастье, — с
усмешкой ответил Дарий. — Но штаны, конечно, он мне изгадил
знатно...
— Эй, да прекрати ты чавкать! —
рявкнул тем временем Ник на здоровяка. — Не в хлеву!
Тот что-то пробормотал в ответ и
затих, но ненадолго — через пять минут в подземелье раздался его
раскатистый храп.
— Мне кажется, он не в себе, —
заметил Эш, стараясь устроиться поудобней на боку. Побитая плетью
спина после вязанки факелов и наплечного мешка горела, как от
солнечного ожога.