Барьер,
что отделяет меня от массового убийства моих же сотрудников, становится тонким,
как картон.
Эта дрянь — моя! Что не ясно? Кому
надо объяснить по буквам?
Хоть
по всем рабочим чатам делай рассылку — не трогать сиськи Хмельницкой ни руками,
ни глазами, ни даже мыслями, если боитесь вивисекции от гендиректора. А не
боитесь — приходите лично — четвертую с удовольствием, а сиськи Хмельницкой все
равно должны остаться неприкосновенными.
Вчера
было лучше. Геныч сообщил мне, что к Хмельницкой не прикасался. Убедительно.
После этого я проспал почти весь день. До этой дивной новости я сидел, и в
мыслях у меня было одно порно, с Ириной в главной роли, и увы — со Смальковым
вместо меня.
Никогда
еще я так детально не планировал убийство партнера по бизнесу. И из-за кого?
Из-за бабы? Бред же!
С
утра мне показалось, что отлегло. Что надо просто формально поиметь
Хмельницкую, напомнить наглой бухгалтерше её место, а сейчас…
Сейчас
я понимаю — мне показалось. Совершенно точно показалось. Никакой формальностью
я тут не обойдусь. Я буду трахать её, пока она подает признаки жизни…
—
В нашей фирме действует строгий дресс-код, — педантично напоминаю я, — так что впредь лучше тебе соблюдать его,
Ирина Александровна. Если ты не хочешь наказания.
Мое
дело — предупредить. Я буду рад, если она вздумает бунтовать. Это будет её
согласие на мои воспитательные действия. Хотя, не очень они у меня
воспитательные, конечно...
—
А мне казалось, что у вас есть мозги, Антон Викторович, — ехидно цедит
Хмельницкая, не ведя и бровью на мои формулировки, — мне уже плевать, что там
действует в вашей фирме. Что там у нас за нарушение дресс-кода? Штраф?
Штрафуйте. Я отработаю две недели и свалю из этого крысятника. На свободу с
чистой совестью и все такое.
Я
опускаю глаза, разглядывая распечатку, которую Хмельницкая с собой принесла. Не
обратил внимания «до» — декольте Ирины отняло у меня весь зрительный резерв.
Надо
же, реально заявление об уходе. Сбежать решила, сучка? Ну, да, конечно. Так я
тебя и отпустил. Ты мне еще не отработала ничего от твоих косяков передо мной.
Как кстати чашка с кофе на столе
стоит.
— Ай, ай, беда какая! Не представляю, что с
этим делать, — драматично вздыхаю я, глядя, как кофейное пятно расползается по
белой бумаге, — такой неловкий… Проклятие какое-то.