- Иван, передай нашим – будем
расходиться. Антонов пусть сейчас сворачивает, я за ним, а
последним Капотов. И чтоб не высовывались! Долго ждать не придется,
немцы скоро в атаку пойдут. Двинут, пока не стемнело…
- Понял, тащ командир!
Подрабатывая двигателем, «Т-34»
тихонько подъезжал к опушке, подкрадывался.
Дорога, что открывалась за деревьями,
была широка. По сути, это был обширный прогал между двумя лесными
массивами. Слегка всхолмленный, заросший густой травой и
кустарником, он мог служить настоящим «проспектом» для танков
противника.
Но не для парадов – об этом
красноречиво свидетельствовали обгоревшие остовы танков, черневшие
вразброс.
Грунтовая дорога, ведущая к Первому
Воину, была буквально истерзана гусеницами, кое-где и воронки
зияли.
- Иваныч, глуши мотор.
- Есть.
Репнин приподнял крышку люка, и
вдохнул. После рева дизеля, лязга и грохота тишина оглушала. Стянув
с себя шлемофон, Геша прислушался. Тихие звуки не давались ему, но
множественный рокот моторов доносился вполне отчетливо.
«Ждем-с», - мелькнуло у Репнина.
Вдохнув еще раз запах прели, он
зажмурился. Хорошо…
Словно и не война…
Удивительно. Само «переселение душ»
его поразило и напрягло – вечером первого дня, еще на Донбассе, он
долго чистил зубы порошком, полоскал, и даже остограммился. Но
вовсе не для того, чтобы «забалдеть» или «залить горе», а просто
очистить глотку – было неприятно касаться чужим языком чужих
зубов…
И чем тут могла помочь «Столичная»
или даже трофейный коньяк? А вот, поди ж ты… Помог.
А потом все завертелось, закружилось
– служба. Уставал так, что ложился – и засыпал. Сразу, как
малолетка – те даже вверх ногами заснуть умудряются.
В общем, справился с собой. А вот то,
что он оказался на войне, не той, киношной, а самой, что ни на есть
взаправдашней, его нисколько не поразило. Наоборот, Геннадий
воспринял это, как естественное «приложение» к той «неверояти»,
которая с ним произошла.
Нет, сказать, что он ко всему уже
привык, что освоился в этом времени, нельзя, это неправда. Репнин
только-только начинает понимать, чувствовать, ощущать мир 40-х
годов. Ему еще предстоит немало волнений пережить. Ведь где-то жива
мать Лавриненко, какие-то родственники – и жена. И ему придется,
пусть не сейчас, но все равно придется сыграть роль сына, брата или
дяди, мужа.