– По-моему, ты уверен, что модель – это примерно то же самое, что и девочка по вызову, – заметила Лерка презрительно. Максим промолчал, в глубине души именно так и считая.
– Господи, Макс, ну какой же ты смешной, – она примирительно обняла его. – Ты ничегошеньки не понимаешь, проституция здесь ни при чем. Да модель – это самая лучшая, самая желанная профессия для любой девушки, с помощью которой можно осуществить все свои мечты!
– А какие у тебя мечты? – раньше он никогда не спрашивал подругу об этом. Лерка чуть зарумянилась от смущения, но уверенно ответила:
– А вот представь себе картинку... Подиум, по которому иду я, гордо смотря вперёд и всей кожей чувствуя восхищённые взгляды публики. Плавно подхожу к краю, и вдруг, словно очнувшись от оцепенения, все фотографы начинают, как сумасшедшие, щёлкать затворами своих фотоаппаратов, ослепляя десятками, сотнями вспышек... Это же, должно быть, потрясающее чувство, Макс, – её глаза лихорадочно блестели. – Смотреть в зал и видеть, слышать, как тебе аплодируют твои кумиры, сидящие в первых рядах: певцы, актёры, дизайнеры... и в эту самую минуту самой становиться для них кумиром!
– И ты действительно веришь, что всё это возможно? – горько усмехнулся он.
– А почему нет? – лампочки в её глазах медленно потухли.
– Лер, ну давай откровенно, – Максим и сам понимал, что слова эти могут прозвучать обидно, даже оскорбительно, и отдавал себе отчёт в том, что перегибает палку, но сейчас он готов был пойти на всё, чтобы её остановить, чтобы спустить сумасшедшую девчонку с небес на землю. – Между нами... в модели же берут красавиц. А ты... честно говоря... совсем не тянешь.
Лерка изменилась в лице. Глаза её вмиг сделались колючими, серыми и злыми, даже враждебными. Совершенно чужими, как у незнакомки. Он уже и сам испугался того, что сказал, но было поздно.
– Ну и сволочь же ты, Макс, – прошипела она и, резко развернувшись, бросилась к дому.
Сколько раз потом они вот так же били друг друга словами – наотмашь, целясь в самые уязвимые точки, стараясь сделать больно, больнее, ещё, ещё больнее!..
И всякий раз за этим стояло только одно: мучительный, изматывающий страх потерять друг друга.
Они не разговаривали и не виделись весь остаток каникул. Даже седьмого августа, в день Леркиного рождения, Максиму нигде не удалось с ней пересечься и поздравить.