Когда-то давно любовь для меня была лишь абстрактным понятием — вряд ли всерьез задумаешься о ней, когда живот сводит от голода и в двадцатиградусный мороз немеют пальцы внутри осенних ботинок.Не знаю, любила ли мама отца, но вот к своим многочисленным собутыльникам сердечную привязанность испытывала вряд ли. Зато она всегда плакала над глупейшими фильмами и сериалами. Вывод напрашивался безрадостный: это высокое чувство люди просто придумали — слишком скучно и пресно им, видите ли, жилось.Но спустя годы в своей правоте мне пришлось усомниться: каждый день созерцая перед собой худеющую страдающую Ви, по инерции я тоже захотела почувствовать, каково это: томиться, вздыхать, витать в облаках.А как иначе: я ведь перенимала у нее все — увлечения, интересы, вещи. А теперь вот свершилось — переняла и любовь, лишилась сна из-за ее парня.Лежу на кровати поверх одеяла, разглядываю пожелтевшие потолочные балки с ржавыми разводами от протекшей сквозь крышу вешней воды и украдкой гляжу на Че.Он же общению со мной предпочел истрепанный справочник по физике — уставился в формулы невидящим взглядом и не переворачивает страницу уже полтора часа.Пусть от обиды и горечи щиплет глаза, а дыхание прерывается тихими всхлипами, я упрямо улыбаюсь — быть для всех обузой мне не впервой. Иногда я была таковой даже для Ви — после многочасовых посиделок по ее лицу еле уловимо скользила усталость. Ви не была такой уж идеальной, светлой и чистой. Временами наша дружба казалась мне всего лишь видимостью, идеальной картинкой, иллюзией того, чего нет.Че прав — она не страдает в своем новом мире. А мы с ним без нее мучимся в аду, в самом пекле.Че захлопывает книгу, наклоняется, поднимает на тахту рюкзак и выискивает в темных глубинах телефон. Включает его, долго пялится на экран и спустя десяток секунд вспоминает о моем существовании:— А тут сеть вообще есть? Хотел позвонить матери. Она, наверное, рвет и мечет.— Нет… — каюсь я в ужасе: кажется, Че наконец осточертело мое общество и он решил вернуться в город.— Класс… — Он откидывается на «антикварный» подлокотник и тяжко вздыхает.— Можно походить по окрестностям — дачники обычно вызывают такси с пригорка! — Я быстро вскакиваю и натягиваю красные кеды с разноцветными крапинками так и не отстиравшейся краски. — Идем?— Окей, — коротко отзывается Че и встает с дивана.***Съехавшее с катушек Солнце испепелило все живое — засеянные по весне поля теперь до горизонта стелются бурым пыльным покрывалом, небывалый зной сушит кожу, жжет глаза, изнуряет, изматывает, пугает.До цели — холма, где в царские времена стояла мельница — остается еще пара километров и двадцать минут ходьбы, но я с тоской понимаю, что обморок доберется до меня гораздо раньше. Холодный пот льется по спине, зрение искажается, мысли растворяются в дымке… Че идет на шаг впереди и не оглядывается.Одуряющая слабость выбивает из-под кедов потрескавшуюся землю.— Я не дойду… прости меня! — тихо хриплю, и солнце над головой наконец выключается.***Когда-нибудь я умру: этот и множества других миров исчезнут, сознание, породившее их, погаснет. Меня не станет. Придет покой. Но бледный свет прорывается сквозь черную пелену, кровь разгоняется в венах, покалыванием и зудом в теле ко мне возвращается жизнь.Над головой шелестят ярко-зеленые, странно сочные листья, слева мерцает зеркало пруда, лоб приятно холодит мокрая ткань. Я лежу на берегу в тени склонившейся над водоемом березы. Стягиваю с головы импровизированный компресс — он превращается в футболку Че.— Ты как? — В поле зрения появляется сотканное из воздуха лицо, а обеспокоенные бездонные глаза того же цвета, что и солнечная листва над головой, близко настолько, что я рискую снова отчалить. Приподнимаюсь на локтях, сажусь, превозмогая гул в голове, уточняю:— И долго я так загорала?Че быстро натягивает мокрую футболку:— Минут пять… ты меня до смерти напугала, — просто признается он и облегченно вздыхает. А мое сердце заходится от необъятного нестерпимого огромного счастья.***Двое на островке жизни среди выжженной пустыни — мы, не снимая одежды, задыхаясь от смеха, поднимая каскады брызг, плещемся в теплой воде, потом почти до самого заката сидим под живыми деревьями, болтаем о всяких пустяках… иногда неловко замолкая и быстро отводя зацепившиеся друг за друга взгляды.Могла ли я в здравом уме хотя бы предположить, что кем-то хорошим, тем, кого я давно ждала, станет для меня парень лучшей подруги, далекий и недосягаемый житель другого мира, известный всему городу под именем Че?..***