Солнечные пятна - страница 19

Шрифт
Интервал


Глава 19


Деревянные облупившиеся рамы наглухо закрыты и завешены льняными шторками. С улицы не доносится ни звука — там зверствует нестерпимый, почти смертельный полуденный зной. А здесь, в нетопленом много лет деревенском домике, прохлада и благодать — под потолком нарезает круги муха, жужжит электросчетчик на стене. Сладко потягиваюсь, улыбаюсь в полудреме и чувствую себя на миллион баксов: в паре метров, на «антикварной» тахте, под цветастым покрывалом дрыхнет Че. Я уже много минут безнаказанно разглядываю это чудо со своей кровати, застеленной старыми, но чистыми и пахнущими свежестью простынями, выстиранными мамой в прошлый визит сюда.Ход времени в маленьком угрюмом доме остановился в далеком девяносто шестом, когда деда свалил инсульт и он больше не вернулся из больницы. А пустой дом притих и ждет — хранит наручные часы, очки и бритву хозяина, прячет в старых сундуках его истлевшие вещи, письма, газеты и воспоминания. Я не помню деда, но он прочел много хороших книг — они и сейчас поблескивают позолоченными буквами с корешков, выстроившись рядами на многоярусной полке.Че, смешной, растрепанный и хмурый, возвращает себя в бренный мир далеко за полдень, смущенно и растерянно улыбается, вынуждая меня, пробубнив под нос что-то невнятное, спрятаться за ширму у печки и прислониться спиной к прохладной стене.***За покрытым клеенкой столом мы медленно жуем консервы из жестяной банки. Че, несмотря на синяк и отсутствующий вид, проделывает это с достоинством, присущим только аристократам. Тайком любуюсь его длинными пальцами, ночью крепко державшими мою ладонь, языками черного пламени, набитыми на предплечье и плечо, убегающими под рукав белой футболки. Мне кажется, что я знаю его уже очень давно... Я тут же вздрагиваю: точно такая же завораживающая и холодная манера держаться была у одной взбалмошной девочки из обеспеченной семьи. Они оба обладают талантом украшать собой мир. Ну а мне этого не дано.Консервы царапают горло, от них тошнит.Наш день начался погано — я все испортила, когда, натянув на костлявое тело легкое платье Ви, вышла из-за ширмы и наткнулась на искавшего что-то в рюкзаке Че. Он взглянул в мою сторону, замер и заметно побледнел.Слишком поздно до меня дошло, что прошлым летом, ярким, прохладным, счастливым и солнечным, Ви, облаченная в это платье, парила над облаками и умирала от взаимной любви в его крепких объятиях. Угораздило же меня впопыхах взять с собой именно это платье!Кажется, недоразумение стало для Че ударом под дых — он больше не пытается изобразить даже поддельную улыбку, молчит, смотрит в одну точку, чем убедительно опровергает теорию Ви о том, что время и расстояние способны все изменить.Проталкиваю застрявшую еду глотком воды, убираю со стола опустевшую жестянку, возвращаюсь на истлевший венский стул, откашливаюсь и тихо зову:— Че! — Он поднимает на меня бездонные глаза. — Мне скучно. Расскажи о себе что-нибудь еще?— Например? — Потухший взгляд напротив пугает до озноба. Только сейчас я понимаю — депрессия почти доконала парня, а он и не думает с ней бороться — шутит на отвлеченные темы, много говорит, фальшиво улыбается, но временами надолго уходит в себя.— Не знаю… — Мне нужно исправить свой чудовищный косяк, вывести Че из ступора, и я умоляю: — О чем угодно! О татуировке?..— Два года назад сделал друг. — Пожимает плечами Че, явно не намереваясь развивать тему дальше.— А разве у тебя есть друзья?! — почти плачу от досады на себя, на этого отключившего чувства придурка, на Ви и ее дурацкое платье, и грохаю ладонью по столу. — С тобой же невозможно общаться!Случается чудо — заинтересованность наконец загорается в недосягаемой глубине зеленых глаз:— Помнишь Толстого? Того чувака, что пытался скандалить в Кошатнике? — Че усмехается. — Его и еще одного человека я считал своими друзьями.Подпираю ладонью щеку, завороженно слушаю приятный голос, по коже ползут мурашки.Че рассказывает, как однажды солнечным морозным февральским днем его бабушке стало плохо, а скорой не было слишком долго. Как отчим уломал мать продать бабушкину квартиру и вынудил Че переехать к ним. Рассказывает, что для матери второй развод равносилен концу света, ведь тогда она потеряет уважение подруг и коллег. Что отчим крайне редко выделяет ей и близнецам деньги — об этом его нужно особым образом умолять (видно, плохо умоляют, потому что одежду и игрушки братьям из своих средств уже давно покупает только Че). Он рассказывает, что со смертью бабушки жизнь встала с ног на голову и он бы не выплыл, если бы не прекрасная белокурая девушка по имени Вика, которая в то непростое время оказалась рядом.— Ну а Толстый любит граффити и адреналин, учится на агрария и бьет татуировки на дому за сходную цену. Я долго тусовался с его бандой — делал репортажи о них, был одним из них, а когда впервые ушел из нового дома, Толстый подкупил коменданта в общаге и с тех пор при необходимости вписывал меня у себя. — Че почти по-настоящему улыбается. — Мы тогда фонтанировали разными идеями — наверное оттого, что пили слишком много алкогольных энергетиков… Лезли с красками туда, куда ни один нормальный чел не сунется, мечтали стать круче Бэнкси!.. Но закончилось все прозаично: Маша — еще один друг, брат по разуму, с которой можно было часами загоняться на любые темы и которую Толстый нежно и безответно любил, объявила нам, что уже давно запала на меня.Беспомощно молчу и кусаю губу. Где все эти люди сейчас? Теперь рядом только я — бледная тень, облаченная в одежду той, кого Че всем сердцем любит, и только мое сердце плачет от боли.— Мне кажется, я просто тормоз. — Че трет пальцами виски. — Не замечаю очевидного до тех пор, пока не впечатываюсь в него с размаху.Повисает тишина. Репортаж окончен.Че тянется через стол, забирает мой стакан, выпивает воду, скользит взглядом по злополучному платью и возвращается в свою скорлупу. — Тем… — Тянусь к нему, но так и не решаюсь дотронуться до его руки. — А Вика знала о том, что происходит у тебя дома?— Ты смеешься? — безмятежно и жутко скалится он. — Ей бы был нужен бомж?.. Я и так всю голову сломал: что сделал не так, почему Ви решила меня бросить? А недавно я выяснил, что всегда был для нее лишь непонятным чуваком, который светит мордой в ящике, таскается за ней повсюду, как верная собачка, и дарит никому не нужные веники из роз. И только.— Ты что несешь? — в шоке шепчу я.— С твоей подачи я написал ей тогда… — Че встает из-за стола, подходит к книжной полке и вытягивает одну из пыльных книг. — Но больше делать этого никогда не буду.***