Мы носим лица людей - страница 16
Глава 18
…Жили-были четверо мальчишек.На отшибе грязного промышленного района, окруженного полями санитарно-защитных зон и заброшенными предприятиями, стояли их дома. Десять лет назад, 1 сентября, они пошли в первый класс не самой благополучной общеобразовательной школы.Там они стали друзьями по несчастью, а потом — лучшими друзьями.Один из них в раннем детстве пострадал при пожаре — его лицо было сильно обожжено и покрылось ужасными рубцами. Этому мальчику одноклассники прилепили прозвище «Гнилой». На второго — худого и мелкого, с азиатской внешностью — навесили кличку «Чурбан». Третий был тихим одухотворенным ботаником, и никакое погоняло к нему не клеилось — он так и остался Славиком. А четвертым был Комар — ваш покорный слуга. Нервный и бешеный сирота, сын наркоманки…— Ну как, эпично звучит? — из темноты, с дивана по соседству, доносится голос Макса.Мы заявились домой, когда бабуля уже спала, но на столе, в кастрюле, укутанной полотенцем, нас ждал ужин. Сидя на маленькой кухне, освещаемой сороковаттной лампочкой, мы умяли этот ужин в секунды. Было настолько вкусно, что еда пролетала в меня, не вызывая ни тошноты, ни прочих психических аномалий. А еще было приятно. Приятно на пару с хорошим человеком лопать специально для тебя с любовью приготовленный ужин.— Слишком много пафоса, Кома! Но продолжай! — вещаю я с кровати.— Дальше пафоса не будет, поверь… Дальше все будет абсолютно безрадостно. Нас гнобили, отлавливали поодиночке и п#$дили. Нам выбивали зубы, ломали ребра, топили в толчке нашу школьную форму… Но в восьмом классе я сотворил кое-что, после чего прослыл конченым психом.Комнату озаряет молния. Она выхватывает из темноты предметы, на миг ставшие такими, какими они бывают только днем. Над крышами проносится оглушающий раскат грома.— Еп! — Макс подпрыгивает с дивана, подлетает к окну и закрывает форточку.На разные голоса вопят сигналки машин, ветви деревьев пригибает к земле страшными порывами ветра, c небес обрушивается вода и сплошным потоком бежит по стеклам.Из гостиной слышится бабушкин мирный храп.Стены дома дрожат, в палисаднике со скрипом валится на землю и испускает дух старая ветла. Фонарь во дворе гаснет.Животный ужас щекочет мои пятки.Уши закладывает от нового мощного электрического разряда, в наступившей после этого тишине Макс в своей излюбленной манере комментирует:— Сейчас е##нет.И это происходит.Земля готова разверзнуться от грохота. Где-то разбилось окно.Вой ветра. Светопреставление.— Макс, Макс, Макс! — ною я и судорожно хватаю его за футболку. — Я боюсь! Иди сюда…— Давай бояться вместе… — Он запрыгивает на кровать, садится, подоткнув под спину подушку, я двигаюсь к нему как можно ближе.— Что было дальше? — От громового раската я вжимаю голову в плечи. — Пожалуй, верни в повествование пафос — аккомпанемент подходящий!Макс покашливает, прочищая горло, и продолжает:— А дальше было вот что. К нам в школу пришел новый психолог — молодой наивный идеалист. Он решил провести урок о вреде наркотиков для растущего организма и без согласования с администрацией показал нам художественный фильм «Дневник баскетболиста». Да, фильм был крутым, мы с парнями его высоко оценили, но остальных — серую массу — более всего зацепили лишь две сцены: про отсос в туалете, да про стрельбу по одноклассникам, которая пригрезилась герою Ди Каприо.А после шестого урока в тот день до полусмерти избили Славика…Этого вынести я не смог.У бабки под диваном лежал ржавый обрез. Не знаю, откуда он там взялся — возможно, принадлежал когда-то твоему бандитствующему папочке. На следующее утро я надел старое пальто, схватил этот обрез, спрятал его под полу, приперся в школу и открыл с ноги дверь в класс. Сцена из фильма повторилась наяву, все с дурными глазами полезли под парты. Вся крутизна нашего класса со страху наложила под ними горы кирпичей.— Ты больной… — ахаю я.— Да я не собирался стрелять! Обрез был не заряжен. А экспертиза потом установила, что он вообще не был пригоден для стрельбы. Психолога потихоньку уволили, а меня долго и основательно таскали по врачам, грозили колонией… Но четырнадцать мне исполнялось только через месяц, поэтому все закончилось постановкой на учет в ПДН. Ах да, бабка меня тогда чуть не убила… — За окнами снова раздается раскат грома. — С тех пор нашу четверку никто не трогал.— Выходит, ты ради друга пошел против всех…Если он сейчас станет расспрашивать меня о моей жизни, что я отвечу? Что я делала все с точностью до наоборот? Что я была способна лишь на равнодушие и снисходительные взгляды, и в душе моей не было ничего, кроме одиночества, злобы и пустоты?.. Что своего единственного друга я предпочла опрокинуть в грязь ударом ноги?Вся моя жизнь — пособие по неблаговидным уродским поступкам. Уродские поступки одних порождали уродские поступки других, и так по цепочке дальше и дальше…И совсем иначе где-то рядом жил парень с моим лицом.— Честно, это был самый дебильный поступок в моей жизни. Если бы можно было, я, как в фильме, обязательно добавил бы внизу экрана субтитры: «Никогда не повторяй этого в реальности, идиот!» — вздыхает Макс и замолкает.Я снова его тормошу:— Ну продолжа-а-а-ай!..— Как водится, потом мы решили сколотить группу. — В комнате потемки, но я слышу, что Макс улыбается. — Славик писал офигенную лирику, а еще он пел как бог — это мы выяснили, когда он впервые напился. Ротен давно стучал в ДК на барабанах, я бредил гитарой, а Ли вытянулся и стал любимцем женщин — ему сам дьявол велел быть басистом. Славик придумал название — взял строчку из любимой песни. Собственно, название наше ты знаешь… «Мы носим лица людей». Мы не Чурки, не Комары, не Гнилые, мы — люди… Да, пафосно, но что было взять с пятнадцатилеток?— Что случилось со Славой? Все ваши нынешние старания ради него? — я задаю этот вопрос, хотя знаю, что ответ меня сокрушит. Сокрушит своей простотой, очевидностью и правильностью.— Изначально — да, так и было… — Какое-то время Макс молчит, и только капли барабанят по карнизам. — Осенью ему поставили очень хреновый диагноз. Все это время он валялся в областной больничке, в отделении онкологии, а мы судорожно искали деньги. Для операции, которую проводят только в Израиле. Родители Славика продали квартиру и машину, мы закидали постами с просьбой о помощи все группы в соцсетях, клеили листовки на остановках… И знаешь, что самое дерьмовое? Ты клеишь эту листовку, а ее срывают. Ты приходишь и клеишь на это место две, но срывают и их… Да, хорошие люди не перевелись — откликнулись очень многие. Но, откровенно говоря, взывать к людскому состраданию — дело довольно гиблое. А вот возможность купить кого-то на время пользуется куда большим спросом… Кому-то нужна реальная помощь, кто-то хочет простого участия, кто-то забавляется, словно покупает для себя карманную зверюшку… Тогда же у нас и возникла идея флешмоба, которую мы запилили в наш паблик. Подтянулся народ. Как выяснилось, даже ты о нас так узнала… Славке уже лучше. Но в областной онкологии в такой же операции прямо сейчас нуждается один мелкий, и зовут его Ваня…Макс говорит что-то еще, но его слова про зверюшек и больного мальчика так резанули по моей совести, что я задыхаюсь.…Жили-были два человека с одинаковыми лицами. Девочка и мальчик. Зло и добро. Тьма и Свет. Инь и ян…Мне необходимо заработать для себя прощение. Возможно ли, что стена, в которую я уперлась на своем пустом бесцельном пути, возникла лишь для того, чтобы я выбрала для себя другой?Я кладу голову на плечо брата:— Я хочу быть с тобой. С вами. Я тоже хочу иметь человеческое лицо.________________________________