– Нелегко нам будет вести корабль в Англию, – заметил Бэдлстоун; по белкам глаз было видно, что он устремил на Хорнблауэра вопросительный взгляд.
– Если они не сдадутся, это будет чертовски трудно.
Порой при абордаже деморализованная команда на нижних палубах сдается без боя, но в противном случае одолеть ее очень сложно, и особенно если, как сейчас, на ее стороне численный перевес, а среди запертых внизу людей есть решительные вожаки. Хорнблауэр, составляя план, представлял нынешнюю ситуацию, но даже он не сумел вообразить, что французы будут палить в палубу из ружей.
– Положим, мы сумеем сняться с дрейфа, – сказал он, – но все равно останутся аварийные румпель-тали…
– И наше дело швах, – закончил Бэдлстоун.
При недействующем руле можно кое-как управлять кораблем при помощи одних парусов, но пять-шесть силачей в трюме, ворочая руль аварийным румпель-талями, сведут все усилия на нет или даже серьезно покалечат корабль, если резко повернут его против ветра.
– Нам придется оставить корабль, – сказал Хорнблауэр. Предложение было обидным до безумия, почти унизительным, и Бэдлстоун разразился потоком ругательств, достойных покойного Мидоуса.
– Без сомнения, вы правы, – произнес шкипер, когда закончил браниться. – Черт! Плакали наши десять тысяч фунтов! Придется сжечь бриг – мы запалим его, прежде чем сесть в шлюпки.
– Нет! – вырвалось у Хорнблауэра раньше, чем он успел обдумать ответ.
Для деревянного корабля нет ничего страшнее пожара; если поджечь бриг, то французы никакими силами не смогут потушить огонь. Пятьдесят, шестьдесят, семьдесят человек сгорят заживо либо спрыгнут за борт и утонут. Хорнблауэр не мог принять этот план – во всяком случае, по хладнокровном размышлении, однако у него уже родился другой.
– Мы можем полностью вывести бриг из строя. Перерубить гардели… да в конце концов, перерубить фока-штаг. Пять минут работы, и паруса они сумеют поставить не раньше завтрашнего вечера.
Может быть, именно призыв к демону разрушения и заставил Бэдлстоуна склониться к этому плану.
– Тогда за дело! – крикнул он.
Долго объяснять не пришлось. Опытные офицеры, составлявшие бо́льшую часть абордажной команды, все поняли с полуслова. Несколько человек остались стеречь люки (крышки на которых по-прежнему трещали от ударов), прочие, получив задания, приступили к разрушительной работе. И тут, когда она началась, Хорнблауэр вспомнил еще одну важную обязанность королевского офицера на захваченном судне: его мозг был, как в густом тумане, и лишь изредка мглу озаряли проблески ясности.