- Да я… Ох! – новый министр обороны покачал головой. – Помню
просто, как Никита полки расформировывал… Сколько мы тогда офицеров
потеряли! Боевых офицеров!
- А вот ты и подумай, как нам сберечь кадры! – весомо сказал
Брежнев. - Чтобы в армии служили не толстопузики штабные, а
настоящие бойцы. Жильем обеспечь офицерство, детскими садиками и
школами. А как же! Хватит защитникам Родины кочевать по гарнизонам!
Пусть у лейтенантов с полковниками голова болит не о дровах на
зиму, и не о лекарстве для дочки, а только о повышении боевой и
политической. – Он усмехнулся, глядя на Устинова. – Понимаю я все,
что ты хочешь сказать. Боишься новой войны? И я боюсь! Просто в
наших потугах защитить завоевания Октября надо и меру знать. Иначе
от этих завоеваний мало что останется. Снесут! И не извне, а
изнутри…
- Вы о «Ностромо», Леонид Ильич? – пророкотал Устинов.
- О нем, родимом, - усмехнулся генсек, закладывая руки за спину.
– Признаться, я сперва даже не поверил во всю эту фантастику. А он
нас просто завалил фактами – кричащими, дичайшими, ужасающими! И
вот, месяц за месяцем, день за днем мы убеждались, что «Ностромо»
не солгал нам даже в мелочах. Ведь так?
- Так, - согласился министр обороны. – Стало быть, курс на
деконфликтацию с Западом?
- Да, - твердо заявил Брежнев. – Пусть не боятся нас, но
уважают. А цель в том, чтобы в капстранах нам завидовать начали!
Нашему уровню жизни, нашей стабильности и благополучию. А иначе…
Иначе победа будет не за нами. – Он задумчиво потер щеку, и сказал:
- Только ты… ты вот что, Дмитрий Федорыч. Пускай вероятный
противник не думает, будто мы сдаем позиции. Укрепись в Сомали, во
Вьетнаме, на Кубе, в Сирии. Чтобы у нас там крепкие, надежные базы
были! И спуску империалистам не давай. Ударят нас по левой щеке –
сверни им челюсть или отбей печенку! Понял?
- Понял! – заулыбался министр обороны.
- Ну, раз понял… Не забыл еще, как Никитка говаривал, вождю
подражая? Наши цели определены, задачи поставлены. За работу,
товарищ Устинов!
Тот же день, ближе к обеду
Москва, Курский вокзал.
Метропоезд со стихавшим воем вынырнул на свет, и мимо окон
замельтешили толстые канеллюрованные колонны.
- Станция «Курская», - разнесся гулкий женский голос.
- Выходим? – Настя таращила глаза в манере провинциалочки.
- Угу…
Я шагнул на перрон, и сестричка тут же взяла меня за руку,
словно по детской привычке – старший братик не даст потеряться…