- Что, не хочется уезжать?
Настенька подумала.
- Да как-то… - затянула она. – Непонятно как-то. И жалко
уезжать, и уже по дому соскучилась немножечко… А теперь у нас еще
один дом! Старый забудется постепенно, туда вселятся другие люди,
он станет чужим… И я его тоже буду жалеть.
Я легонько сжал девичьи пальцы, транслируя понимание.
Толпа вынесла нас на «уровень моря», и я победно улыбнулся –
впереди не маячила коробчатая, несуразная громада «Атриума», этого
монумента в честь капиталистической революции.
Там, в недалеком будущем, торгашеский центр застил знакомую
волнистую крышу Курского, затмевая сам вокзал, как бы убирая его на
задворки, а площадь ужимая до тесного проезда. В этом сквозило
нечто нагловато-купеческое, нахрапистое, возвращающее ко временам
Кабанихи и деревенских хитрованов-кулаков.
А ныне Курский представал во всей своей красе, и это как-то
успокаивало, давало слабину натянутым нервам.
У вокзала кучковалось целое стадо оливково-желтых такси, сплошь
«Волги» с шашечками. Особняком стояли два красных угловатых
«Икаруса». Народу хватало, но, пробившись сквозь толпы встречающих
и провожающих, я с радостью убедился, что очередь к кассам невелика
– опыт прежних лет уверенно занял руководящее место.
«Могу даже инструкцию написать для попаданцев: как спрашивать
крайнего, как проходить без очереди (самый простой вариант: «Мне
только спросить!»), как ориентироваться, запоминая стоящих впереди
и занявших за тобой…»
Выстояв минут десять, я протянул кассирше двадцать пять рублей –
красные десятки и синюю пятерку.
- Два до Харькова, пожалуйста.
Кассирша – седая толстая бабуся – живенько все оформила,
продвинув мне сиреневые билеты да рубль сдачи.
- Поезд отправляется ровно в девять вечера.
- Спасибо.
Все, теперь я спокоен: билеты в одном кармане, деньги в другом –
и целый день впереди, чтобы прикупить в столице того, чего не
найдешь в глубинке.
- Это мы только вечером? – тараторила Настя. – А мама успеет
проводить?
- Успеет…
- А копун?
- Почему не копуша? – улыбнулся я, пальцами гладя висок – голова
побаливала. К перемене погоды, наверное.
- Это мама у нас копуша, а папа – копун!
От Настиного щебета меня отвлекла сценка из вокзальной жизни.
Вальяжный мужчина неожиданно вскочил с дивана и тревожно оглядел
зал ожидания.
- Товарищи! – воскликнул он. – Чьи это вещи? Товарищи, кто забыл
чемодан?