Её мачеха, царица Семела – вдовая, вдовая царица! – держалась
спокойно и с достоинством. Гордо поднята была голова на точёной
шее, унизанные браслетами и кольцами руки лежали на перилах
неподвижно и властно. Устремив взгляд поверх толпы, на Акрополь,
где бок о бок стояли изваяния Аполлона и Афины, Семела звучным
голосом, в котором не было и следа скорби, поведала о том, что царь
Ликандр скончался сегодня ночью от внезапной скоротечной болезни.
Сказала, что безутешна и едина в горести с эллинским народом.
Пообещала соблюдать траур столь долго, сколько потребуют боги, ибо
положенных законами тридцати дней не хватит, чтобы оплакать
возлюбленного супруга.
И говорила ещё о многом, но Акрион уже не слушал.
Царь скончался от болезни? Как это?!
Он ведь лежал, пронзённый мечом, на полу, и кровь хлестала из
раны. Невозможно спутать погибшего от удара оружием и умершего от
хвори. Выходит, Семела солгала афинянам? Но зачем? Не хочет, чтобы
начались волнения? Вздор: убийца должен быть пойман и наказан, и
всем миром его искать куда проще. Акрион содрогнулся, представив,
что было бы, расскажи Семела правду. Его красные, истёртые пемзой
руки – сейчас их видит множество людей. Акриона бы схватили прямо
здесь, на площади. А несчастный Такис под пыткой показал бы на
Ареопаге, что хозяин вернулся под утро весь в чужой крови.
Да, ложь царицы обернулась преступнику во благо.
Но почему она солгала?
Не потому ли, что откуда-то знает, кто убил мужа? Знает – и не
хочет, чтобы узнали все прочие?
В этот самый миг Семела всмотрелась в толпу. Акрион мог
поклясться, что глаза царицы встретили его взгляд. Но и только: тут
же она повернулась к дочери, сказала что-то. Эвника сжала ладони,
кивнула еле заметно.
Семела взмахнула рукой. Люди на агоре затихли.
– А сейчас, – воскликнула царица, – мы собираемся в храм
Аполлона, чтобы попросить лучезарного Феба о лучшей загробной
судьбе для моего мужа. Ступайте в храм, добрые граждане! Ступайте
за благодатью Фебовой!
Человеческое море пришло в движение. Акриона стиснули с боков,
понесли, приподняв над землёй. Он извивался, стараясь не упасть и
хватаясь за соседей; не было и речи о том, чтобы противостоять
толпе. Людская волна выплеснулась из агоры, растеклась по
Панафинейской дороге. Шли в храм – переговариваясь, обсуждая
услышанное, качая головами, горестно вздыхая и всхлипывая. Народ
Афин любил царя Ликандра и жалёл о нём.