Регистрацию на рейс еще не объявляли,
мы нашли свободные места в зале ожидания. Вновь сидели молча. Вика
сжимала в своей ладошке мою руку, со стороны мы, наверное, походили
на влюбленных. Проходившие мимо люди бросали нас взгляды и
улыбались. Наконец, объявили наш рейс. Подхватив чемоданы, мы
направились к стойке. В последний миг я спохватился и перецепил
наши обручальные кольца с правых на левые руки. Католики носят так.
Могли спалиться.
Я опасался, что со мной заговорят
по-испански – обошлось. Борт в Германию, не в Буэнос-Айрес.
Москва-Берлин-Франкфурт. С сотрудницей у стойки я общался на
английском. Мы сдали чемоданы в багаж и отправились на паспортный
контроль. Это было главным испытанием, я старался выглядеть
беспечно, что получалось с трудом. Пограничник в будочке-пенале
полистал мой паспорт.
– Говорите по-английски? – спросил на
языке Шекспира.
– Йес, ай ду, – кивнул я.
– Почему в паспорте нет советской
визы и отметки о прибытии в СССР?
– Это грустная история, офицер, –
вздохнул я. – В Аргентине нас убеждали, что в Советском Союзе нет
преступности. И что же? В первую же неделю в Москве нас с женой
обокрали в метро. У меня вытащили бумажник, ей сделали дыру в
сумочке. Деньги, паспорта – все забрали, – я экспрессивно замахал
руками. – Новые паспорта нам выдали в посольстве Аргентины, там
должна быть отметка.
– Меньше ворон нужно было ловить, –
буркнул он по-русски и спросил на английском: – Чем вы занимались в
СССР?
– Мы с женой врачи, проходили
стажировку в вашей клинике. Скли-фо-сов-ски, – выговорил я по
слогам.
– Понял, – кивнул он и шлепнул штамп
на страницу паспорта.
– У жены будет такой же, – сказал я,
указав на стоявшую позади Вику. – Она не говорит по-английски. Не
мучьте ее вопросами – жена плохо себя чувствует. Пятый месяц
беременности.
– Донт
ворри[4], – сказал он и протянул мне
паспорт.
Вика получила штамп быстро. Дальше
был таможенный контроль. Я предъявил доллары, таможенник их
пересчитал и вернул, сделав отметку в декларации.
– Русские рубли? – спросил на корявом
английском.
Я хлопнул себя по лбу и извлек из
кармана несколько смятых купюр.
– За границу вывозить нельзя, –
сказал он.
– Айн момент! – попросил я.
Оглянувшись, обнаружил неподалеку ряд стульев, подошел и выложил
деньги на сиденье. – Ай хэв ноу рублс, – объявил, вернувшись к
таможеннику.