Хорошо, что Егора рядом уже нет, и мне не приходится смотреть ему в глаза.
Чувствую себя так, будто изменила ему этой ночью. Да и вообще ощущаю себя
совершенно разбитой. Не только морально, но и физически. Поясницу тянет,
суставы выкручивает.
Когда сонливость отступает окончательно, понимаю, что плохое самочувствие у
меня не просто так. Иду в ванную и убеждаюсь в своей догадке – начались эти
дни. Раньше, чем должны были. Наверное, всему виной стресс.
Умываюсь, привожу себя в порядок и спускаюсь на первый этаж. Колено все еще
болит, но уже не так сильно. Я почти не хромаю.
На кухне застаю Глеба, отчего сердце уже привычно пускается вскачь.
Стараюсь не придавать значения и вести себя непринужденно.
Старший Орлов вновь колдует у кофе-машины. Заметив меня, оборачивается,
смеряет внимательным взглядом.
– Доброе утро, – приветливо улыбаюсь я. – Егор уже уехал на работу?
– Доброе, – сдержанно отзывается старший брат. – Да, уехал. Просил
накормить тебя завтраком, когда ты проснешься.
– Он иногда немного перегибает с заботой, – смущенно отвечаю я. – Не
беспокойся, я сама сейчас что-нибудь приготовлю.
Бодро иду к холодильнику, колено от такой походки начинает болеть чуточку
сильнее, но я мужественно терплю. И опрометчиво оказываюсь к Глебу спиной.
– Ой! – вскрикиваю, когда сзади меня обхватывают за талию и с легкостью
поднимают в воздух. – Глеб, что ты…
Смущение, возмущение и еще бог знает что охватывает меня с ног до головы,
когда я оказываюсь у него на руках, прижатой к его груди.
– …что ты делаешь? – испуганно спрашиваю, глядя ему в глаза. Которые
находятся сейчас так близко. Непозволительно близко.
Уголки его губ дергаются вверх, будто в намерении улыбнуться, но все же
Глеб не улыбается. Просто смотрит на меня так, что захватывает дух.
Несет меня куда-то, заставляя запаниковать. Но это чувство не успевает
перерасти в нечто большее, потому что вскоре он бережно усаживает меня за стол.
– Садись, сестренка. И сиди, – строго приказывает Глеб. – Ты ешь яичницу?
– Ем, – едва слышно произношу я, продолжая обескуражено хлопать глазами.
– Вот и славно, – отзывается он, отправляясь к холодильнику.
В тихом шоке я наблюдаю, как Глеб готовит мне яичницу. Сейчас он с
легкостью мог бы поджарить её на моих щеках.
Когда буря внутри начинает утихать, я судорожно пытаюсь понять, как
относится к его выходке. Глеб только что поднял меня на руки. И следом назвал
«сестренкой». То есть, с его стороны это такая «братская» забота? Я так должна
это воспринимать? Интересно, при Егоре он тоже может выкинуть нечто подобное?
От одной мысли об этом под ложечкой неприятно сосет.