Старшим генералом, отвечавшим Суворову, был прибалтийский немец Вилим Христофорович Дерфельден. Нам эти речи на военном совете в Муттенской долине передал чистокровный грузин князь Пётр Иванович Багратион. Все они, пройдя школу Суворова, искренне ощущали в себе русский дух – ту высокую духовность, значение которой полководец осознал ещё в молодости, сражаясь с пруссаками и поляками. «Одна лишь сила воли русского человека, с любовью к Отечеству и Александру Васильевичу могла перенести всю эту пагубную напасть», – утверждал Багратион.
Лучшую армию Западной Европы разгромили не отчаянно храбрые варвары, а европейские солдаты, превосходящие противника духом. Значение победы Суворова над Европой поняли тогда все смыслящие в военном деле люди. Первый из плеяды лучших революционных полководцев, Моро, говорил: «Суворов есть один из величайших генералов. Никто лучше его не умел воодушевлять войска, никто не соединял в себе в высшей степени качеств военачальника». Такого же мнения о Суворове были талантливые французские генералы Массена и Макдональд. Массена признал, что с радостью отдал бы все свои виктории за один Швейцарский поход Суворова. На другой стороне Ла-Манша «великими и блистательными подвигами» Суворова и его духовными качествами восхищался лорд Горацио Нельсон. Лично знавший полководца национальный герой США Джон Поль Джонс ставил «величайшего воина» Суворова в ряд с Александром Македонским, Ганнибалом, Цезарем, Густавом Адольфом и Фридрихом Великим.
Джонсу принадлежит едва ли не самая глубокая среди современников характеристика Александра Васильевича: «Это был один из немногих людей, встреченных мною, который всегда казался мне сегодня интереснее, чем вчера, и о котором завтра я рассчитывал – и не напрасно – открыть для себя новые, еще более восхитительные качества. Он неожиданно храбр, безгранично великодушен, обладает сверхчеловеческим умением проникать в суть вещей под маской напускной грубоватости и чудачеств… Он не только первый генерал в России, но, пожалуй, наделен всем необходимым, чтобы считаться первым в Европе».
Русским авторам, писавшим о Суворове в ещё более возвышенных выражениях, он представлялся урождённым военным гением, чем-то вроде бронзовой статуи. Великая беда всех имеющихся книг о полководце именно в том, что никто не ставил себе чёткой задачи проследить развитие его военной мысли. В самом деле – не мог же Александр Васильевич родиться со столь ясными военными взглядами или почерпнуть их в детстве из книг. Не мог – и не родился. В книге, которая лежит перед вами, мы впервые разберёмся в том, как и в каких обстоятельствах постепенно складывалась военная концепция, а затем военная философия победителя Европы.