Достала из кармана сложенный вчетверо листок с
завернутым в нем угольком. Протянула мужчине. Тот не сдвинулся.
Да что за напасть!
Он же совсем никакой…
Ему нельзя в Дом скорби. Его же уничтожат там за
неделю. Оставят без еды, без воды. Кого волнует судьба опустевшего изнутри
человека?
— Если ты не очнешься, тебе конец, — сказала я,
до крови прикусив губу. — Если ты меня слышишь, ну, где-то там, внутри, то
пойми это. Тебе нужно выбираться из лечебницы, найти родню. Иначе тебя в Дом
скорби отдадут. Понимаешь?!
Даже взгляд не поднял, никак не отреагировал на
мой жалкий вскрик.
— Да что с тобой случилось?! — разъярилась я
собственному бессилию, схватила яблоко, сжала в пальцах. — Я же помню, ты
говорил и двигался. Утопить меня собирался! Было же такое?!
«А ты хорошо спросила?»
Я подошла к нему вплотную, страшась собственной
храбрости. Сцепив кулаки, отбросив яблоко в дальний угол. Застыла в полуметре
от мужчины, наклонилась к нему и тихонько, одними губами задала вопрос:
— Что с тобой произошло?
Клянусь, его щека дернулась. Он не выдавил ни
слова, не поморщился, не вскочил на ноги. Но на окаменевшем лице прорезалось
что-то злое.
И это что-то нешуточно испугало меня. Я
отскочила, опасаясь, что мужчина вновь схватит меня за шею. Даже
почувствовала, как саднят следы на коже. Синяки от прошлой нашей встречи
только-только начали сходить.
Но он вновь опустел.
Ох, бесы!
— Мне нужно уйти, но я приду к тебе завтра.
Если тебе захочется меня прикончить — лучше так. Хотя бы отправят на каторгу, а
не в Дом скорби. Поверь, каторга лучше, — сказала жестко, достав из мешка
другое яблоко и положив его на колени мужчине. — До встречи.
***
Он стоял напротив меня, полностью обнаженный.
Странное чувство. Я никогда до этого не видела голого мужчину. Пусть и во сне —
а я понимала, что это очередной сон, — но чтоб так… близко… доступно. Можно
разглядеть каждую черточку, каждый рунический шрам, которые тянутся по всему
телу, сплетаясь в неизвестные фразы.
Просто стоял. Без движения. Позволяя
рассмотреть его подробнее.
Глаза темны что ночь, укутанная
тучами, и взгляд невыносимо тяжелый. Тонкие губы поджаты. Он весь
угловатый, острый, колючий. Не человек — зверь, запертый в людское тело.
Поддавшись непонятному порыву, я коснулась
его груди ладонью. Сердце глухо ухало под пальцами. Горячий, почти обжигающий,
словно внутри него не угасает пламя.