— Это может сказаться на вашей репутации, —
равнодушно заметил он, не отказываясь и не давая
согласия.
— Да, — согласилась она. — И на вашей. Но мне, если
быть откровенной, все равно.
Атрес чуть склонил голову набок, рассматривая Кейн,
словно она его заинтересовала.
— Не удивляйтесь, — улыбнулась Кейн. — Репутация для
мастрессы не очень важна.
— Не буду. Назовите адрес.
Кейн жила в старом районе города, неподалеку от
Университета. Ее квартира — вечно захламленная крохотная студия на
чердаке старого здания — плохо подходила для гостей, но там они с
Атресом могли поговорить, не боясь, что их услышат.
Путь до ее дома занял около получаса. Кейн обдумывала
предстоящее путешествие и ловила себя на странной внутренней
нестыковке. Она знала, что может не вернуться, и в то же время это
ничего не значило. Ей не хотелось ничего завершать перед отлетом,
не хотелось ни с кем прощаться.
— Вы написали прощальные письма? — спросила она у
Атреса, и только задав вопрос, поняла, насколько бестактным он
оказался.
— Нет, — спокойно ответил он. — Собирался. Не
придумал, что хочу сказать.
— Я тоже собиралась, — призналась Кейн. — И все же
почему-то так и не села. У меня множество незавершенных дел,
которые я могла бы успеть закончить, и я все их проигнорировала.
Интересно, Вольфган Хаузер сожалел о том, чего не успел, — она
представила, как это должно было звучать для него, и добавила. —
Извините, что меня потянуло на размышления о смерти. Вы, наверное,
не ожидали от меня подобного.
— Вы женщина. От женщин я привык ожидать чего
угодно.
Атрес, вопреки тому, что он никогда не шутил,
почему-то всегда мог заставить Кейн рассмеяться:
— Это очень в вашем стиле. Знаете, мне с вами хорошо,
Алан. Напомните, я уже говорила об этом?
— Вы часто меня раздражаете. Я об этом уже
говорил.
С ним было легко. Он не заставлял сердце Кейн биться
быстрее, чувствовать неловкость и иррациональное счастье. Он просто
нравился Кейн, как человек, перед которым ничего не нужно было
изображать или искать двойное дно в поступках.
Небесный экипаж плыл между домов, внизу под дном
светили огни фонарей и спешили куда-то фигуры припозднившихся
прохожих. Над головой светили звезды и вся обстановка — свежий
ночной воздух, мягкое сияние улиц, и каменная громада Цитадели
вокруг — была романтичная до отвращения, но абсолютно ничего не
значила.