Так вот, Хитринка ценила уединение и тишину, именно потому она
сейчас и бродила в весьма скверном настроении по берегу болота.
Поодаль парили механические светляки, то зажигая, то гася свои
неяркие желтоватые и зелёные огоньки, а больше здесь не было ни
одной живой души.
Прохвост, чтоб он был неладен, с утра сочинял новую песню. А
когда Прохвост находился в таком настроении, соседствовать с ним
становилось решительно невозможно.
— Ла-а-ла-ла! — напевал он, пока Хитринка, пытаясь оставаться
спокойной, штопала прохудившиеся чулки.
— Там-там-там, — звучал на всю хижину голос Прохвоста. Затем к
этому добавилось позвякивание жестяных тарелок, на которых он
отбивал ритм.
Хитринка, из последних сил храня невозмутимость, поднялась и
вышла наружу. Она села у стены, ёжась от свежего весеннего ветра, и
нацелилась иголкой на чулок.
— Мелодия готова, — довольно прозвучало над ухом, будто кого-то
это интересовало. — А какие рифмы ты знаешь к слову «жаб»? Вот
послушай: «Я заслушался пением жаб...»
— Помолчал бы минуту хотя б! — взвилась Хитринка. — Как по-твоему,
если люди пытаются держаться от тебя подальше, это что-то
значит?
И она сунула в рот уколотый палец.
Прохвост почесал лохматый затылок. Его тёмные спутанные волосы
давно пора было укоротить, но он не доверял Хитринке, в прошлый раз
наградившей его парой-тройкой проплешин.
— А ты пытаешься держаться от меня подальше? — с детской обидой
в голосе спросил он.
Хитринка вздохнула, затем решительно смотала чулок.
— Вот что, — сказала она. — Перевези-ка меня на тот берег,
страсть как захотелось собрать грибков.
— Такой ранней весной? — удивился Прохвост.
— А вдруг повезёт, — с вызовом ответила ему собеседница. — И чем
песни сочинять, лучше бы бочку мою просмолил, устала уже твоей
пользоваться.
Прохвост перевёз, и дал слово просмолить бочку, и обещал
вернуться за Хитринкой по первому зову, но тем не менее она сейчас
бродила по сумрачному берегу в одиночестве, с гневом глядя на
островок и отмахиваясь от первых, вялых ещё комаров. В руке её был
крепко сжат медный рог, но даже его звук не мог привлечь внимания
этого недотёпы, этого ужасного растяпы, который наверняка
уснул!
Хитринка терпеть не могла, когда что-то шло не по плану, и в
такие моменты страшно злилась.
— Ну и прекрасно! — вскричала она, в очередной раз увязнув ногой
в грязи. Несколько рыжих завитков на её макушке встали дыбом от
ярости. — Ну и не надо!