Задумался. Дани, скрипя зубами от боли в запястьях, кое-как выгнулась, ушла от омерзительных прикосновений.
- И, кажется, я придумал, как с тобой поступить.
Он запустил ей в волосы здоровую руку, сжал, царапая затылок. Приблизил свое лицо к ее.
В ноздри снова ударил запах новой кожи.
И эти глаза… Дани все бы отдала, чтобы никогда не видеть их безумного блеска, но то на поверхности, а в глубине - корчится, содрогается в предсмертной агонии душа инквизитора.
- Ты вернешь мне все то, чего лишил меня принц Ксеон, - прошипел Аламар, - почему бы и нет, в конце концов?
***
Когда он вышел, Дани уже колотил озноб, да так, что зубы клацали. Она так и не поняла, что он там задумал, этот зверь с больными глазами, но не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: дальше ее не ждет ровным счетом ничего хорошего.
Она облизнула потрескавшиеся губы. На языке стало солоно от слез.
«Я ведь Ксеона больше никогда не увижу, - внезапно подумалось Дани, - Аламар заберет меня… и, наверное, жить я больше не буду. Ну и пусть. Главное, что Ксеон на свободе».
Она невольно уцепилась за эту ниточку, последнюю, что сшила ее душу со всем чистым и светлым, и на удивление, боль начала отпускать. Дани представила себе, как умрет, и будет мирно лежать где-нибудь под холмиком на краю кладбища, а Ксеон в это время будет… где-нибудь там, далеко, в чудесной и справедливой стране, где его никто и никогда не будет запирать подальше от чужих глаз, и где его не достанет страшный человек в черном. От этих мыслей действительно стало легче. Дани приободрилась, озноб ушел. Она все еще болталась в дюйме над полом, но рук уже не чувствовала. Так действительно было легче.
Потом снова пришли люди в строгих мундирах серо-мышиного цвета, деловито сняли ее с крюка и куда-то молча поволокли. Дани едва нашла в себе силы держать голову. На то, что она была совершенно обнаженной, и все эти незнакомые мужчины беззастенчиво пялились на нее, было наплевать.
Ее притащили в другую комнату, без окон, где единственной мебелью была скамья. Из темного угла выплыла сухая и тонкая, как щепка, женщина, окинула Дани безразличным взглядом и выдала грубую рубаху.
- Одевайся.
Дани послушно схватилась за ткань, но руки отказывались повиноваться, пальцы не хотели сжиматься.
- Ну, поторопись, девка. Мастер не любит ждать, - сказал один из сопровождающих. Свои слова он сопроводил чувствительным тычком под ребра, Дани согнулась пополам. Перед глазами поплыло.