- Ну, так что? – спросил мельник. – Я таки могу получить
вознаграждение?.. Конечно, мы его не поймали, но вины в том моей
нету.
Подручный посмотрел на Лещинского. Тот кивнул:
- Выдай ему…
- Сколько?..
- Ставка в таких случаях обычная и известная. Кхе-кхе… Тридцать
рублей. Серебром.
-
Пашка чувствовал, как из него вытекает жизнь. Подкатила
слабость, темнота сгущалась. Из угла вагона появилась фигура. Чуть
позже беглец ее рассмотрел лучше, насколько позволяло слабнущее
зрение.
Он уже видел это лицо. Не далее, как полнедели назад, это та
самая женщина, что была в домишке у Натальи, у анархистов. Тогда
она молчала, была будто ни при чем.
Причем…
Ничего удивительного, - пронеслось в голове – это смерть. Он был
обречен на смерть не раз, но лишь теперь она приблизилась к нему
вплотную. И там, и тут по нему стреляли. И вот – попали, убили…
Павел подумал: как для смерти - она красива. Ему захотелось ей
довериться, отдаться…
-
Ночью пригородные поезда за ненадобностью отдыхают на станциях,
отправлять в три часа скорый – неудобно для пассажиров.
Потому ночь принадлежит поездам грузовым.
Пока удалось найти состав, в который запрыгнул Павел, тот прошел
почти четверть тысячи верст. На станции, где его все же остановили,
вагоны обыскали, действительно нашли следы от пуль, пятна крови, но
не убитого человека.
Теплушка была пуста.
Тогда полицейские чины и лично Лещинский осмотрели пути вдоль
следования состава, проверили все больницы вдоль дороги: не
поступал ли раненый – все ровно с тем же результатом.
Лещинский опечалился, приготовившись искать далее. Но через две
недели из одной реки, над которой проходил железнодорожный мост,
рыбаками был вытащен труп. Его решительно нельзя было опознать
из-за действия воды и известных падальщиков – раков и сомов. По
телосложению утопленник походил на беглого анархиста и имел
сквозную стреляную рану в области печени.
Совпадения были более чем значительными, и с дозволения
Инокентьева на имени анархиста был поставлен жирный «хер».
В сентябре на Балканах опять было неспокойно. Иван Федорович то
и дело посылал за газетами, часто прогуливался сам, обсуждал
события с такими же как он стариками.
В газетах то и дело мелькали названия городов и мест, знакомых
старому казаку по турецкой кампании. Он вспоминал, как бывал в них,
проветривал мундир, проверял: не объела ли его моль, любовно чистил
оружие. И становился сам моложе, веселее, злее.