Это не укладывалось в голове: держать Алену силой? Да у нее же
тонкая, нежная кожа – синяки останутся. Андрею и в голову не придет
сделать ей больно.
Касательно безразличия опять же возникал вопрос: а что делать,
если девушке ты действительно безразличен?.. Если она его
испытывает действительно, а не изображает?..
Раздался долгий гудок. Машинист, увидав с пригорка Москву
приветствовал как мог великий город.
Пробуждение было тяжелым, жутким, словно после страшного
похмелья.
Болело все – до самой последней косточки. Казалось – болят даже
ногти, даже легкие… Может, стоило бы не просыпаться, пережить это
состояние во сне. Да вот беда – вся та же боль не давала ни
малейшего шанса забыться.
Пашка оглядел камеру: может, то был страшный сон, и все
закончилось. Но нет, все было на месте. Разве что сегодня кашу
оставили у порога – невыносимо далеко.
На краю миски сидел все тот же мышонок.
- Кыш, мыша…- прошептал Пашка.
Тот посмотрел на него задумчиво и вернулся к своему обеду.
Пашка застонал: если уже и мышь его в ноль ставит, значит, вовсе
его дела плохи.
Память предательски подсказала: сейчас ты все же сгонишь мышь,
наскоро поешь, тебя потащат на допрос, словно на работу, начнут
бить…
Стон сорвался в вой…
Павел скосил глаза: из окошка бил луч света. Он ложился на пол
тонкой полосой, словно тень в солнечных часах. Когда луч дойдет до
лавки – его поведут бить.
Из окна доносились звуки жизни. Оная в тюрьме была весьма
скупой. Кто-то пел песню, слышно было чьи-то шаги. Здесь, в камере
они казались невыносимо тяжелыми, медленными, словно сам Рок на
негнущихся каменных ногах наконец-то нагнал Пашку.
С реки на город налетел ветер, поплутал меж стен, но все же
плеснул в камеру немного свежего воздуха.
Парень взглянул на маленькое окошко, и вдруг подумал – выход все
же есть…
Он тяжело поднялся, пошел к окну, срывая прикипевшую к телу
рубашку. Затем он принялся ее рвать, вязать в ленту. Скоро в его
руках была приличная удавка. Встав на край лавки, один конец
удалось закрепить за решетку. В получившуюся петлю Павел вставил
свою голову.
Он улыбался…
-
Но старуха Смерть, несмотря на свой почтенный возраст все же
собралась пококетничать.
В петлю Пашка шагнул с лежанки, рухнул вниз человеческим
маятником. Веревка натянулась, дернула прут решетки. Несколько
мелких камешков сорвалось вниз, но металл даже не дрогнул.