- Баню, – предположил контрабандист. – Всякое дело лучше
начинать чистым. По крайней мере, телом.
- Во-во, - откликался кто-то. - Только энто будет церковь.
Православному арестанту без церкви невозможно быти.
Но нет, срубив совсем немного деревьев, есаул дал новый приказ:
части арестантов приступить к постройке первого человеческого
сооружения в этой абсолютной, почти идеальной глуши. Сие сооружение
известно с младых ногтей каждому россиянину, и тем обиднее было,
что никто него не угадал. За сим, далее работали молча.
- Не слишком ли рано?.. – спросил Грабе.
- А чего? Усегда сгодится! Пущай знают, что я не шуткую.
Наконец, последняя перекладина легла на место. Посреди поляны
возвышалась простая русская виселица.
- Хороша шибеница, - заметил есаул. Прям любо-дорого смотреть.
Надобно обновить. Ваше благородие, дозвольте парочку повесить? Для
пущей воспитательности?..
- Нет. Мы не для того их за тридевять земель тащили, чтоб на
первой березе повесить. Впрочем, распорядитесь-ка построиться…
Звание есаула относилось к восьмому классу табеля о рангах, и
его владельца надлежало называть не иначе как «ваше
высокоблагородие». Грабе был же просто «его благородием», и от
есаульского чина его отделял один класса. Но казак понимал, что
этот человек, прибывший издалека, наделен немалой властью, совсем
не чета ему, сирому и косолапому, отправленному в этакую глушь
натурально доживать до отставки.
За сим, есаул называл Грабе в соответствии со званием.
Штабс-капитан предпочитал же обращаться по имени-отчеству.
Желание Грабе обрело форму полковничьего приказа. И очень скоро
арестанты стояли, согнанные в коробочку. Их окружали казаки.
Все изображали внимание и делали вид, хотя всем было предельно
ясно: ничего хорошего им не скажут. Грабе хотел сказать что-то
особенное, но оглядел серые арестантские лица и решил:
перебьются.
- Господа… - начал он. Ответом ему был легкий смешок. – Господа
арестанты… Я не знаю, что вас ждет в грядущем. Судьбы ваши, да и
мою тоже вершить будет Государь Император. И вам дадена возможность
своим трудом заслужить всемилостивейшее прощение. Только сразу
скажу – провинившихся буду казнить безжалостно, за любое
прегрешение. Повешу как виновного, так и того, кто будет прикован к
виновному…
Среди арестантов зашипело: каждый полагал, что именно он
выживет. Относительно прикованного такой уверенности не было.