Наконец шум и хлопки начали стихать. "Ну, ни пуха..." - успел
подумать Андрей, протягивая руку к блестящему хвосту микрофона.
Выхватил довольно увесистую штуковину из зажима, поднес ко рту и
осторожно, с невольной опаской, произнес начало заученной накануне
фразы: - Улан-Удэ!!! Здравствуй!
Голос, совершенно чужой, незнакомый голос, прозвучал, словно рев
падающего с многометровой высоты водопада.
Андрей поморщился, отодвинул микрофон чуть дальше от губ и
продолжил: - Как ни трудно мне говорить в этот миг нашей радостной
встречи, мои дорогие слушатели, но я должен сообщить, что это мой
последний концерт. Я уже спел все, что мог. Сделал все, что сумел.
И теперь мне пора уходить. Уйти туда, где нет ни шума оваций, ни
света прожекторов. Нет вашей любви и вашей ненависти, которые ходят
рядом, рука об руку...
Андрей старательно повторял крайне идиотские, на его взгляд,
слова и даже успел слегка удивиться чрезмерной трагичности
оборотов.
"Как будто не на отдых, а на тот свет уходить собираюсь", -
хмыкнул он, заканчивая речь.
Он замолчал, и на мгновение показалось, что даже оглох.
Настолько тихо было в зале. Как видно, для зрителей, пришедших
веселиться и отдыхать, его слова стали неожиданностью.
Выручил звукооператор, выдавший в динамики шум восторженно
ревущей толпы.
Андрей облегченно выдохнул, перевел дух и, вспомнив про данное
Кацману обещание, подхватил стоящую на полу возле самых кулис
бутылку спонсорской газировки и попытался открыть пробку одной
рукой, держа в ладони другой микрофон. Влажные пальцы скользнули с
пластика пробки, бутылка выскользнула и покатилась куда-то в
сторону, исчезла из виду. Отыскать ее в складках пыльных портьер
было совершенно немыслимо.
Андрей пожал плечами и виновато развел руки в стороны, обращаясь
к спрятавшемуся в темноте кулис Кацману.
Однако уже через секунду Андрей и думать забыл про невольную
оплошность. Грохнули, едва не взорвав перепонки, ударные, взвыла
гитара, закрутилась электронная вязь звуков синтезатора.
"Раз, два, три ", - начал отсчет Андрей, который твердо
запомнил, что вступать должен именно на четвертом такте. Выждал и
рванул руку с микрофоном к губам, пародируя свою нелепую позу на
прошлом концерте.
А в следующее мгновение из динамиков донесся тот, старый, совсем
не похожий на его нынешний, голос.