- Это верно, - отозвался продюсер, - Абрек везде отыщет.
Сволочь!
- Да что сволочь, что сволочь? Он свои деньги требует.
Инвестировал, теперь рассчитаться пора. Кто ж знал, что этот
Андрюша такая бездарь. Таланта на грош, а уж гонору... Лимузин ему
подавай. Вот и получил... геморрой, - не сумел покривить душой
финансист.
-Это не он получил, это мы с ним получили. Смылся звездюк наш.
Наверняка, паспорт где-то добыл, денежек подкопил, и тю-тю... А нам
расхлебывать.
- Абрек - оно конечно, - согласился Кацман. - Только это потом
будет. А пока нам и других проблем хватит. - Ты знаешь, какую нам
неустойку Тувинец выставит? Без штанов в Африку пустит.
- Слушай, а может, нам тоже? - вскинулся Вячеслав
Михайлович.
- Ха! Сдурел? И куда? Без ксивы, без денег. А у меня семья в
Москве, квартира, машина. Люська еще.
- Надолго?
- Что надолго? -
- Надолго это все у тебя? Абрек и хату отберет, и машину. А
Люська сама сбежит.
- Эх, Андрюша, Андрюша! - в который раз огорченно выдохнул
Кацман и уставился на бестолковую перронную суету, пытаясь привести
в порядок расстроенные нервы.
Но тут его внимание привлек человек, неторопливо идущий вдоль
чугунной решетки, окаймляющей перрон.
С виду паренек вовсе не походил на пассажира, скорее - на
местного жителя: русые, нечесаные волосы, неопрятная щетина,
растянутый свитер, торчащий из ворота застиранного ватника,
полосатые, больничного вида, штаны.
Человек подошел к мусорному ящику и, не обращая внимания на
окружающих, заглянул внутрь.
- Бедная Россия, - вздохнул Кацман, без особых, впрочем, эмоций
глядя на то, с какой детской непосредственностью абориген роется в
урне.
Тем временем светловолосый "Архаровец" отыскал среди смятых
сигаретных пачек и прочего хлама недоеденный кем-то беляш.
- Как говорится, от сумы и от тюрьмы не зарекайся, -
прокомментировал финансист мизансцену, отводя взгляд. Однако замер,
почесал толстеньким пальцем лысину и вновь уставился на
бродягу.
Паренек разломил пирожок, понюхал, высыпал содержимое беляша на
кусок мятой газеты, а затем коротко свистнул, подзывая низкорослую,
с отвисшими сосками суку. Псина жадно набросилась на еду, а
доброхот вытер жирные пальцы о свой и без того засаленный наряд и
собрался двинуться дальше.
- Слава! - сдавленно просипел Кацман. - Сюда смотри.
- Чего я не видел? Пошли, лучше, обратно. Накатим. Душа
болит.