- Юрий Чичерин, - пожал руку лейтенант.
Распространяться о месте службы он не стал. Пусть думает что
хочет. Форма аккуратно сложена и хранится в палате, а гулять в
больничном халате вышел. Под халатом исподнее. Руки, ноги, тело ни
царапины, лишь повязка на голове. Бинтов на нее не пожалели. На
царапину. Пуля впритирку прошла, содрала кожу и все. Ну, отключился
на мгновение, ну, мутило потом слегка, зачем такую чалму
накручивать? И вообще, по сравнению с остальными, он меньше всех
ранений получил. Фингал справа не считается – это пулеметом
приложило, когда позади бронетранспортера снаряд разорвался. Этот
же MG, упав поперек, обжег шею Голубеву до волдырей. Еще ему
прилетело в плечо, чирком и по макушке задело. Тоже с чалмой на
голове ходит.
Лукин получил несколько легких ранений, но крови много потерял.
Лежит в особой палате для комсостава. Чичерина тоже хотели к нему
поместить, но он попросил с бойцами оставить, так сказать для
пригляда.
Лейтенант очень обрадовался, увидев в палате Степаненко.
Забинтованный с головы до пояса. Сержант был без сознания, и
странно сипел, через стальную трубочку на шее, которую нельзя было
закрывать, и закрепленная за ними медсестра постоянно её
проверяла.
Каково было удивление Чичерина, когда он узнал, что в палату к
Лукину положили того бойца, что на носилках группа капитана несла.
Вот ведь судьба – госпиталь, эвакуация, больше похожая на побег,
долгий путь по лесам и болотам, прорыв через фронт. Весь путь без
сознания. Бедняга Маврищев принял на себя все пули и осколки, что
пробивали тонкую броню ганомага.
А потом в их палату принесли Абадиева. И Чичерин заплакал. От
облегчения и радости. Жив, чертяка! Несмотря ни на что! На спине
Умара не было живого места. Он как и Маврищев, принял на себя, все
что летело справа, закрывая маленького Мишу и Марию. Оба кстати
целые и невредимые. Мишу в тыл увезли, в детский дом определили, а
Маша как член группы теперь сиделкой у Лукина и своего
«благоверного».
- Охо-хо…
Чичерин покосился на соседа по лавке. Никак горем своим делится
начнет, и не ошибся.
- Намедни хотели ногу отнять, - вздохнул тот тяжко. – Не дал.
Режьте, грю, мясо, а ногу не отымайте. Как же без ноги-то? А они
мне – коли жить хочешь – терпи и хлоп ватку с эфиром под нос. Все,
мыслю, прощевай нога.