Однако узнал, что ехать придется не куда-нибудь, а в родной
Новосибирск, где на заводе 153 и клепали «крылья Родины», как
назвал товарищ Главковерх истребители. «Отпуск — не отпуск, но
совсем другое дело».
— Слушай, Павел Тимофеевич, — внезапно обратился комполка к
подчиненному не по уставу. — Не пойму, ты, никак, подрос? Или
повзрослел? Давно пора, а то все пацан пацаном.
Назад бежал, как на крыльях. Объяснять не надо, какая радость —
родных повидать. И только на подходе, сообразил: «Я в тыл, а ребята
„на боевые“? — но долго не переживал. — Наверстаю».
В расположении эскадрильи его встретил комэск.
— Дошел? Молодец. А я ведь понял, это ты меня прикрыл, когда
«мессер» выскочил. Мое железо было, — сказал приятель, когда, сидя
в курилке, вели разговор о произошедшем.
— Да ладно тебе, — смутился Павел. — Я по плоскости, да по
хвосту получил, а тебе он в кабину целил. Там бы ты и остался, а
так обошлось. Все живы, здоровы. А я, зато, домой, учиться на новые
машины еду, — перевел он разговор с неудобной темы.
— Так что, может, я специально это так подстроил? — улыбнулся
Говоров.
Андрюха недоверчиво покачал головой, но от комментариев
воздержался.
Случай, несомненно, из ряда вон. Был один момент, который
командир не счел нужным довести подчиненному. Самолеты были не
привычные «ишачки», а новые ЛаГГи, которые только начали поступать
в войска.
Машины новые и, что греха таить, еще сырые. Вот так и выпало
лейтенанту Говорову в самый разгар военных действий попасть на
родину.
Возвращался через две недели. Учеба оказалась хотя и трудной, но
интересной.
Павел лежал на верхней полке набитого до предела вагона и со
скуки вспомнил о встрече со стариком, что приснилась ему тогда в
поле. И вдруг навалилось сомнение. Уж больно все живо в памяти
сохранилось. Со сном что-то не так. А с другой стороны... Чудес не
бывает - это Паша знал точно.
Наконец, задремал и проснулся только от сдавленного крика в
тамбуре. Благо, что место ему досталось в самом конце поезда. Он
прислушался и решил пойти покурить. Вагон к полуночи утихомирился,
и только из разных углов доносился заливистый храп неловко
устроившихся пассажиров. Павел спрыгнул в проход, натянул
щегольские сапоги и, расправив под ремнем гимнастерку, двинулся к
выходу. Картина в грязном тамбуре не то что удивила, расстроила.
Трое блатных, приставив к горлу своей жертвы финский нож,
сноровисто обшаривали ее карманы. Женщина, боясь шелохнуться,
замерла, прижавшись к стенке вагона, и только жалобно попискивала,
когда мучитель прижимал лезвие чуть сильнее. - Эй, вы чего это? -
рявкнул лейтенант.