– Давай на базу, – печально сказал мне Суренович, видя, как лицо
моё искажает гримаса боли и на лбу от напряжения выступает
испарена. – Работай индивидуально на своё усмотрение.
От досады, вдруг Корней со всей силы долбанул мячом в пол.
– Суки! – коротко высказался он.
– Простите парни, – пробурчал я и медленно поплёлся на
выход.
На загородной базе я сначала посетил столовую, где меня
покормили тем, что осталось от обеда. Затем взял мяч и пошёл
отрабатывать самый простой бросок со штрафной линии. От безнадёги я
загадал, если хотя бы раз из трёх попыток попаду, то успею к
Олимпиаде хотя бы частично восстановиться, а если нет, то придётся
ехать туристом. Я ещё раз провёл разминку, делая некоторые
упражнения через боль, и выполнил первый штрафной. Мяч предательски
поскакал по дужке кольца и вывалился прочь. Перед вторым броском я
несколько раз повторил траекторию движения руки, и бросил. Мяч
попал в щит, от которого отскочил в переднюю дужку и медленно по
асфальту поскакал ко мне. Перед третьим броском я закрыл глаза и
представил, как баскетбольный снаряд по хорошей дуге летит и легко
опускается в корзину, красиво шаркнув сетку.
– Делай! – буркнул я себе под нос и бросил.
И мяч, как в сказке опустился прямо в баскетбольное кольцо.
Первое очко после своего третьего дня рождения, обрадовался я.
Дальше дело пошло веселей. Бросать было хоть и больно, но вполне
терпимо. И пока я разрабатывал базовые бросковые навыки, мимо моей
одинокой фигуры пронеслась в колоне по одному команда боксёров.
– Абрамов за старшего! – крикнул своему тяжеловесу главный
тренер Сергей Щербаков.
Он отделился от команды боксёров и подошёл ко мне.
– Что, больно бросать? – догадался он, видя напряжение на моём
лице.
– Любое ускорение – через боль, – грустно ответил я.
– Зимой сорок второго года, – начал рассказывать Щербаков, глядя
куда-то вдаль, – я воевал в диверсионном отряде. Нашей задачей было
скрытно проникать в тыл на вражескую территорию и вести там
подрывную работу. Как-то заминировали мы два дота. Рванули первый,
потом второй, и тут как даст осколок в ногу. Я шепчу: «Гриша, мне
ногу оторвало». А он: «Да нет, цела нога». Только сапог снять
нельзя. В медсанбате говорят: «отрезать ногу надо, иначе –
гангрена, труп». Дали время до утра подумать. И снится мне ночью
друг покойный, с которым вместе на фронт уходили, и говорит: «Не
давай ногу резать. Отступит гангрена. Я за тебя там
похлопотал».