– Парни! – обратился к нам Спандарян. – Вы давайте, заселяйтесь,
а я пройдусь по территории, поищу площадку для тренировок в другом
месте.
– Богданыч, – толкнул меня в спину Корней, – пойдём кофе
настоящего, бразильского попьём.
– Какой кофе, Юра, – я вывернул пустые карманы своих концертных
штанов, – когда в карманах ветер гуляет?
– Да ты чё, тут как при коммунизме – всё бесплатно, – заулыбался
Корнеев. – Точнее, кофе бесплатный, а за остальное платить
придётся. Но мы не гордые, нам и одного кофе хватит.
Даже меня заинтересовало, что за кофе наливают бесплатно.
Оказалось, на Олимпийском бульваре, прямо с торца нашего корпуса,
на нулевом этаже, в застеклённой кафешке веселый чернокожий парень
действительно варил и разливал душистый ароматный «Нестле». Мы
выстояли очередь из пяти человек, и присели с маленькими кружечками
на банкетку в стороне от шумных посетителей. Смакуя подзабытый
напиток из той своей жизни, я даже на секунду прикрыл глаза. Пока
же в СССР хороший кофе был очень большим дефицитом.
– Смотри – Кассиус Клей, только молоденький, – я кивнул в
сторону афроамериканского атлета.
– Что, я негров, что ли, не видел? – удивился Корней.
– Если ему сейчас челюсть сломать, то одной золотой медалью в
боксе у нас будет больше, – шепнул я Юре Корнееву.
– Здесь, что ли? – заговорщицки огляделся Корней. – При
всех?
– Да я пошутил, – улыбнулся я. – Пойдём, а то Суренович нас уже
обыскался.
– Не, ну если надо, – завёлся вдруг мой партнёр по сборной.
– Хэлло, – улыбнулся нам Кассиус Клей.
– Салют, – бросил я.
– И тебе не хворать, – ответил Корнеев американскому
боксёру.
Скоро этот улыбчивый стройный полутяж станет боксёром номер один
в мире, потяжелеет, заматереет, вступит в какую-то исламскую
организацию и поменяет имя на Мухаммед Али. Придёт время, и весь
мир с этой самой «мирной» религией ещё хлебнёт лиха. Кому-то из
сильных мира сего будет очень выгодно вкладывать в ислам огромные
деньжищи.
В Олимпийской деревне, между тем, царила атмосфера самого
настоящего карнавала. Туда и сюда сновали спортсмены в чалмах,
сомбреро, африканские атлеты расхаживали в одних цветастых
накидках, благо температура в Риме, под тридцать пять градусов
тепла в тени, позволяла подобный национальный колорит. Очень часто
попадались и японские группы туристов, обвешанные фотоаппаратами.
Они, как прилежные студенты, все фотографировали и записывали,
готовились через четыре года принять в Токио такие же международные
игры.