– Ты дрожишь, – он понизил голос до
интимного шепота. – Не нужно. Поверь, дорогая.
Если закрыть глаза, прижать руки к
ушам, чтобы не слышать возбужденного дыхания колдунов, не видеть их жадных
взглядов, можно представить себя героиней чувственной сцены. Но я знала, Хозяин
не позволит. Ведь игра должна идти по его правилам.
– Давай, покажем, какая ты у меня
красивая.
Его пальцы нашли молнию на платье,
и столь же медленно, издеваясь, он начал ее расстегивать. Затем стянул с плеч
тонкие бретельки. Больше ничем не сдерживаемое, платье с легким шуршанием упало
на пол.
На мне остались только кружевные
трусики, чулки и туфли.
– Не нужно стесняться себя,
дорогая, ты прекрасна.
Хозяин отошел подальше, вклинился в
ряды колдунов, но смотреть не перестал. Я ощущала его взгляд каждой клеточкой
своего обнаженного тела.
– Знаешь, а если сделать вот так,
будет еще лучше.
Сила тонкой плетью метнулась ко
мне, но не ударила, лишь самым кончиком огладила груди, заставляя соски
сжаться. Я стиснула кулаки, только бы не сорвался с губ невольный стон
удовольствия.
Хозяин знал, как унизить меня еще
больше.
– Итак, господа, – он вновь подошел
ко мне, обволакивая своим холодом. – Моя Паулина выполнит ваши сокровенные
мечты. Любые. Единственное, вернутся она должна своими ногами. Мне, знаете ли,
дорога ее шкурка.
Демонстрация не прошла зря, колдуны
были возбуждены и азартны.
– Сто тысяч! – выкрикнул один. –
Дам сто тысяч!
– Сто тысяч, – картинно поморщился
Хозяин. – Не знал, господин Иванцев, что вы такой крохобор. Да за сто тысяч
рублей я не продам и полумертвого человеческого ребенка.
– Евро, Хозяин, евро! – ревел
старый боров Иванцев. Его лицо раскраснелось, с губ срывались капельки слюны,
пальцы сжимались и разжимались, будто он уже мой временный владелец, будто
вот-вот приступит к реализации своей самой сокровенной мечты.
Дрожь отвращения сотрясла мое тело,
и это не осталось без внимания. Хозяин видел все и пользовался, как и всегда.
Торги продолжались.
– Уже лучше, но кто даст больше?
Или вы согласны, господа, чтобы моя милая Паулина ушла нынче с нашим дорогим
Федором.
– Сто пятьдесят тысяч! – вопили из
задних рядов.
– Двести!
– Триста тридцать плюс человеческая
рабыня! – в игру вступила ведьма. Прекрасная, как сама жизнь, древняя, как само
время.