Успокоив себя таким образом, вслух Леха, как мог беззаботно,
сказал:
— Конечно, давай рассказывай! Я все хочу о тебе знать.
От этого Настя как будто смутилась еще больше, заговорила
быстро:
— Надо было раньше признаться, но не могла же я сразу. А
потом...
"Точно муж! Нет, дети! Двое! Нет, трое! А что, так бывает, что
раз — и тройня", — подумал Леха.
Так что, когда Настя стала рассказывать о волшебстве,
способность к которому якобы унаследовала от своего отца, погибшего
много лет назад, Леха сначала испытал облегчение. А потом уже
замешательство. Какая еще чародейская сила? Какие чудеса? За все
месяцы знакомства он не замечал у Насти ни особенно буйной
фантазии, ни любви к кино и книгам в жанре фэнтези. А теперь вот,
пожалуйста. Может, от потрясения? Он и сам сегодня целый день был
на себя не похож. Вот и с ней то же. Но все-таки надо как-то ей
объяснить, что никакого волшебства в реальной жизни не бывает! Ведь
не бывает же! Просто не может быть.
Видимо, ход Лехиных размышлений легко можно было проследить по
его лицу, потому что Настя, оборвав на полуслове рассказ о старых
дневниках отца, по которым с детства училась, воскликнула:
— Да что говорить, лучше я тебе покажу!
Она хлопнула в ладоши, а потом раскрыла их перед собой, как
книгу. И... В ее руках расцвел огненный цветок! Сначала он был
маленький, как колокольчик, но сразу же начал расти и через пару
мгновений стал уже похож на лилию, потом на пион, и наконец —
превратился в кувшинку. Огромная огненная кувшинка лежала в
раскрытых Настиных ладонях, и ее лепестки — язычки пламени — бойко
шевелились на воздухе.
— Правда, красиво? — с улыбкой спросила Настя. — И совсем не
обжигает.
Она стояла рядом, но ее голос доносился до Лехи как будто
издалека, а слова не имели смысла. Он уже не видел перед собой ни
Насти, ни цветка — взгляд застилало пламя давнего пожара. Нос
забивал тошнотворный запах гари. А в ушах звенел чей-то жуткий
вопль.
Пару лет назад Леха, уже давно взрослый, пытался расспросить
мать о том случае. Она долго не могла понять, о каком пожаре вообще
речь, а когда наконец сообразила, сказала, что сгорел вовсе не дом,
а сарай, где хранились вперемежку инструменты и всякий хлам. Ничего
страшного не было и в помине. И разумеется, никто не погиб.
Выслушав эту историю, Леха ошарашенно заявил, что быть такого не
может. А мать — что абсолютно уверена, и уж не думает ли он, что
она не знает, о чем говорит? Или ему кажется, что у нее на старости
лет уже не в порядке с головой? Ей еще и пятидесяти пока не
исполнилось, так что о старости говорить было однозначно рано. Леха
торопливо заверил ее в этом, а также и в том, что, конечно, ей
лучше знать насчет пожара.