К исходу третьей недели на рукаве Димы уже красовался
серебристый ефрейторский шеврон в виде перевернутой латинской «V»,
да и в плане изучения сурганского языка наметились определенные
успехи – по крайней мере постоянная практика давала о себе знать, и
он практически перестал путаться в глаголах и артиклях. Да и
легенда о его клондальском происхождении играла Диме на пользу:
местные относились к тамошним сурганцам вполне доброжелательно и
охотно приходили на помощь, если Дима вдруг «забывал» нужное
слово.
Единственное, с чем никак не мог справиться Дима, – понемногу
накопившаяся за последнее время усталость. Короткий шестичасовой
сон казался спасением: он проваливался в него стремительно, как в
трясину, едва успев добраться до подушки. Намаявшись за день, он
обычно спал без сновидений, но иногда в сознании выплывал образ его
оставленной в другом мире городской квартиры, озабоченное лицо
отца, улыбающееся – Анны. Потом он убегал от преследовавших его
пограничников, облаченных в темно-зеленый камуфляж, запрыгивал в
самолет, но никак не мог запустить двигатель. Пограничники
оказывались уже совсем рядом, на расстоянии всего лишь нескольких
шагов, когда он, раскинув руки, взлетал сам, точно птица,
поднимался выше облаков, нырял в синее до ломоты в глазах, до
головокружения небо, потом закрывал глаза и падал, падал,
падал…
Атмосфера в Малом зале конгрессов сегодня царила мрачная, и
Кельвер прекрасно знал, что стало тому причиной. Сурганская армия
топталась в предместьях Ахтыбаха вот уже битый месяц, то
продвигаясь на полшага вперед, то стремительно откатываясь назад.
Один день сменял другой, потери росли, а существенного перелома в
сложившейся на фронте обстановке все никак не намечалось.
Настроение портило и еще одно крайне неприятное обстоятельство:
в небе над Аламеей стали регулярно появляться вражеские аэропланы,
осуществлявшие разведку сурганских позиций и корректировку огня
артиллерийских батарей, что только усиливало общую напряженность.
Пулеметчики пытались бороться с этим явлением в меру своих скромных
сил, однако сбить из стрелкового оружия летящий высоко в облаках
крошечный самолет все равно что целиться из стенобитного орудия в
муху – шуму много, толку чуть. Аламейцы активно этим пользовались,
беззастенчиво и нагло летая над расположениями вторгшихся на их
территорию войск, ничуть не заботясь при этом о самолюбии
сурганских военачальников.