— Кап-кап-кап, — говорила с ним кровь. — Остановись, —
говорила она, — ты уже мертв. Кап-кап.
Раненая нога подогнулась, и он упал на колени. Точно так же он
упал четыре года назад — тогда он лишился трех пальцев и едва не
потерял ногу. В тот раз он зажимал кровоточащие обрубки на правой
руке — сейчас он даже не был ранен. Где сейчас тот воин? Тот воин,
который ослепил врага собственной кровью и убил бы, если бы его
ногу не пробил насквозь кинжал... Что от него осталось? Хромающий,
наполовину седой калека, блуждающий на краю мира.
Он так и стоял на коленях, позволяя снегу медленно покрывать
его. За день он превратится в небольшой сугроб, и уже никто не
будет помнить благородного воина, чей меч когда-то никто не мог
остановить.
Он не хотел умирать вот так, в снегу, от холода и мелкой
царапины. Он воин, и хотел умереть в бою, должен умереть в
бою. Он хотел бы обнять старшего брата и младшую сестренку
перед тем, как уйти на суд к богам, где его будут ждать прекрасная
сестра и дева-северянка, которую он не имел права любить. Но больше
всего он хотел снова сойтись в бою с тем воином, полным звериной
ярости, воином, который был равен ему. И проиграть. Проиграть
честно.
Он молился Семерым, но в Зачарованном лесу не было его богов,
только белые деревья северян с окровавленными лицами. Этим
богам он не молился никогда.
"Кровавые деревья, — вот что говорил о них командующий. — Они
белые, словно смерть, а из их глаз течет кровь тех, кто им
молится".
Северянка лишь смеялась и кружилась в богороще.
"Неужто вы боитесь их, милорд? — её голос звучал так, что на неё
невозможно было обидеться. — Они — мудрость Первых людей и тех, кто
был до них, они — чистота наших снегов и ключей. Сердце-древа не
требуют ни золота, ни слов, ни поклонения. Лишь уважение".
Воин поднял взгляд и на мгновенье в снежном вихре увидел её
силуэт. Она танцевала в белом платье, сотканном из чистого снега.
Её фигура кружилась, таяла и вновь появлялась. С каждым движением,
каждым взмахом рук она отдалялась. Этот танец был прекрасен, был
полон дикой силы земель севера. Она была похожа на лань, на
волчицу, на кошку... Во вьюге слышался волчий вой, топот сотен
копыт северных оленей, треск столетних железностволов и шелест,
тихий шелест красных листьев чардрева. В ней звучало журчание
леденеющих ручьев, режущее карканье воронов и мурлычущее рычание
сумеречных котов. Когда она замерла, тут же распалась тысячей
снежинок, и наваждение пропало — слышен был лишь свист ветра.