Могла ли Первородная
ошибаться?
– Сомнения убивают
разум.
Клаудия содрогнулась
всем телом и порывисто прижала пальцы к вискам. Тонкие губы
растянулись в радостной улыбке, а из груди вырвался вздох
облегчения. Голос не оставил ее! Божественная благодать не покинула
сердце и разум, только испытывала силу ее духа!
Стало невыносимо горько
и стыдно за малодушие и сомнения, отчего захотелось немедленно
упасть на колени и молить о прощении, только бы голос
никогда‑никогда не замолкал!
– Успокойся,
Клаудия. Подходящее тело здесь.
Пришлось прикусить язык,
чтобы не ляпнуть очевидный вопрос.
Откуда Первородная могла
это знать? Ведь она спит в башне Беренганд, в
столице.
– Какие глупости у тебя
в голове!
Голос сочился
насмешливым презрением. Так человек мог бы разговаривать с
собакой.
– Мой разум свободен
от оков плоти. Я везде и нигде, моя дорогая. И у меня множество
глаз и ушей. Тело здесь, верь своей богине.
О, Клаудия верила! Кому
еще можно верить, если не Первородной? Кто еще способен остановить
болезнь, если не дочь самого Пожинающего?
Никаких сомнений!
Никаких полумер.
Все, что остается –
найти сосуд для великой души и привести его в
столицу.
– Помни, Клаудия. Ты
должна заполучить его любой ценой.
– Любой ценой…–
повторила она, как эхо и шагнула по тропе к городу, что маячил в
десятке миль впереди.
***
В комнате темно, как в
склепе, но Ш’янт этому мраку был рад. Он сливался с резкими
изломами теней – мог представлять себя их частью, чем‑то целостным,
полным и настоящим, а не просто обрывком дыма и клубком зыбких
линий.
Весь его облик шел
мелкой рябью, как озеро в ветренный день. Лучи заката прошивали
неподвижную фигуру насквозь и красноватыми лужами растекались по
дощатому полу.
Если бы он мог спать, то
непременно мучился бы кошмарами, а Беренганд бы поглощал их,
подпитывая свои силы.
В такой близости от
башни, Ш’янт не мог не почувствовать ее нетерпение. Невидимая пасть
медленно раскрылась, маслянисто‑черный левиафан задрожал, застонал,
точно живой, и чуть качнулся, вытягиваясь на юг. Ни один смертный
не заметил бы этого движения, легкой дрожи, пробежавшей по гладким
камням, но иномирский народ видел.
Под толщей камня билось
сердце спящей королевы. И пульс заметно участился с прошлой ночи.
Она замерла в предвкушении.
За спиной медленно
двигалась знакомая тень. Даже лишенный тела, он чувствовал
обманчиво мягкие вибрации, волнами расходящиеся от Артумиранс. Сила
клокотала в ней, укрытая под хрупкой оболочкой из плоти и
костей.